Для молитвы необходимо два принципиальных условия. Без исполнения этих условий ничего у нас не получится, ни о какой молитве нам не приходится говорить. Первое условие — это вера, второе условие — мир с ближними. Чтобы молитва получила отклик, чтобы она была принята, и мы почувствовали ее действенность. Один священник очень интересно рассуждает о молитве. Он говорит о том, что надо говорить, что молитва — это встреча с Богом, это самое радостное действие, которое есть. Если человек будет устремляться к молитве как к радости, но человек воспринимает молитву как тягомотину. Для того, чтобы эта встреча с Богом произошла, необходимы вера и примирение с ближними.
Основным техническим инструментарием для молитвы является собирание ума. Без этого собирания ума внутрь себя мы не сможем помолиться. Наш ум размазан по миру как маленький кусочек масла по огромному куску хлеба. Он везде, и в то же время нигде. Он размазан везде, а реально ты масло не чувствуешь нигде. Ум расплескан, разбрызган по всему миру, и молиться просто нечем. Потому что ты только говоришь слово «Господи», а ум уже в воспоминаниях, мечтаниях, переживаниях, никак к молитве не относящихся.
Когда мы начали собирать ум, и он стал собираться, мы учимся вкладывать ум в слова молитвы. И лучше всего использовать для этого не длинные молитвы. Молитвенные правила (утренние и вечерние) появились максимум 150 лет назад. Люди не вычитывали этих правил (грамотных было мало). Они заучивали какие-то тексты наизусть. Обычно 50 псалом, «Отче Наш», «Богородице Дева радуйся» и молились этому многократно. На протяжении столетий смысл утреннего и вечернего правила был в том, что надо просто помолиться, а неважно какими словами это делать. Перед отходом ко сну помолиться Богу: поблагодарить Его и попросить, чтобы Он сохранил меня на грядущую ночь. Вообще неважно, какие это тексты, важно именно то, чтобы человек помолился утром и помолился вечером. Акафист — это нетрадиционная и немолитвенная практика, Он есть выражение чувств, а не собирание ума. А канон — традиционная молитвенная практика. Конечно, у нас в церкви есть два акафиста ( великий акафист Пресвятой Богородице «Радуйся невеста»), который вполне может быть использован и для собирания ума. Во время чтения этого акафиста Божья Матерь явилась преподобному Сергию Радонежскому, потому что этот акафист составлен очень небольшими молитвенными отрывками, очень содержательными. А второй акафист Иисусу Сладчайшему , он специально составлен для молитвы.
В православии молитва всегда была тем, что помогает ум собрать, собрать человека воедино, для того, чтобы он там из недр самого себя воззвал к Богу, и чтобы в момент этого молитвенного дела не чувства выражались, а преображался, изменялся в молитве сам человек.
Человек должен непрестанно молиться. «Если ты молишься только тогда, когда ты молишься, ты не молишься никогда». Т.е. если ты вспоминаешь о молитве только тогда, когда ты встаешь на молитву утром и вечером, а во всё остальное время у тебя молитвы нет, то и тогда, когда ты встаешь на молитву, на самом деле ты не молишься. Встреча с живым Богом такова, что человек не хочет ее прерывать. Человек хочет удержать себя в присутствии Бога.
Непрестанная молитва нужна для того, чтобы непрестанно жить с Богом. Потому что человек грешит тогда, когда о Боге забывает. Если человек будет помнить о Боге своем всегда, он никогда не согрешит. Эта деятельность не только дает человеку радость, или благодать, в первую очередь она позволяет ему избежать греха, не причинить боль близкому, помочь человеку, находящемуся в беде, вспомнить о том, что сейчас Бог требует от меня.
Феофан Затворник говорит вообще не о молитве даже. Он использует такое выражение как «память Божья». Т.е. человек непрестанно сердцем должен помнить Бога, будто бы он в Его присутствии находится. Это может и не выражаться в каком-то молитвенном возношении, молитвенном словосочетании, молитвенном тексте. Человек просто умом находясь в сердце, помнит о Боге. Он живет в присутствии Бога. Вот это гораздо важнее. И в этом случае жить в присутствии Бога возможно, даже не произнося слов, находясь на работе, в офисе, у компьютера, за рулем машины, в магазине, где угодно. Если умом ты пребываешь в сердце и умом помнишь в этом сердце Бога, то ты пребываешь именно с Богом. И это то искомое состояние, ради которого, собственно, молитва и совершается.
Еще несколько технических замечаний. Сейчас она почти ушла из практики православных христиан по объективным причинам, но тем не менее, есть очень важный элемент, способствующий организации молитвы. Такой маленький ньюансик. Он называется преклонение коленей, т.е. поклон коленопреклоненный. Не поясной поклон, хотя и поясной может быть, а вот именно когда человек делает поклон, бьет поклоны земные. Т.е. склоняется на колени, опускается, встает, и вот так несколько раз делает. Это коленопреклонение, не просто молитва на коленях, а такое склонение коленей многократное, сто поклонов, двести. Вот это коленопреклонение, эти поклоны изначально предполагало две вещи: оно утомляло тело, для того чтобы его поначалу сокрушить, потому что физического труда раньше у монахов не было, чтобы тело не потеряло тонуса, чтобы оно было способным служить. Они делали поклоны для того, чтобы сокрушить тело, потом, когда они приходили в соответствующий возраст, эти поклоны уже были не важны. Но для того, чтобы поначалу эту прыть плоти выгнать, они делали поклоны.
А второй момент, который важен был для молитвы: они делали поклоны во время бдения, потому что естественным образом во время бдения человека клонит в сон. И каждый с этим сном боролся, как мог. Человек, когда засыпал, начинал делать поклоны, чтобы сон разогнать. Это разгоняло кровь, и он приходил в тонус и снова молился. Т.е. коленопреклонение не есть собственно молитва. Потому что в момент совершения коленопреклонения частого, удержать ум свой в молитве не так-то просто. Ты отвлекаешься, развлекаешься. А смысл именно в том, чтобы делая эти поклоны прогнать сон и вернуться к молитве.
Это еще известно со времен Григория Паломы, и, Иоанн Лествичник об этом пишет, молитвенное делание люди совершали чаще всего сидя. (На коленях долго не простоишь). Общая практика молитвенная для монахов всех эпох была практикой молитвы сидя. Конечно, она могла быть и молитвой стоя, и молитвой даже лежа, например, некоторые отцы очень любили молиться, распростершись крестом на полу. Раскидывали руки, лежали и молились. Очень разные практики, но самой распространенной практикой для молитвы, особенно, как это потом станет, молитвы Иисусовой, было положение сидя, потому что как бы вы не стояли стоя, стоять неподвижно у вас долго не получится. Вы начинаете переминаться с ноги на ногу, у вас затекают колени… Потому что когда вы по-настоящему молитесь, всё ваше тело оно концентрированно, оно напряжено, оно не расслабленно. Оно соучаствует в молитве настолько, насколько напряжена ваша воля, насколько напряжены ваш ум и сердце, настолько напряжено и тело. И в этом смысле стоять долго вы не можете. Вам нужно сосредоточиться, а тело вас предает. И поэтому общепринятым монашеским инструментом стала стасидия. Это такое специальное сооружение, которым наполнены все монастыри древние восточные: афонские, греческие. Настоящая классическая стасидия — не просто стульчик в кинотеатре. Это обязательно вещь с очень высокими подлокотниками. Она не просто сидячая, она полустоячая. Т.е. там есть два положения. Одно сугубо сидение, когда ваши колени находятся на сгибе седушки и ступни стоят на полу. Это тогда, когда вы отдыхаете. Так можно молиться во время Псалтыри. Т.е. вы буквально сидите. А второе положение, когда вы поднимаете крышечку, и там получается еще одно сидение. Оно становится так, что вы как будто бы и стоите между стоянием и сидением. У вас колени полусогнуты, локти опираются на подлокотники. В этом состоянии пятая точка погружается в небольшой выступ сидения, и вы не висите, вы сидите. Колени полусогнуты, вы не стоите на прямых ногах, опираетесь на пятую точку. Вы как бы полу стоите. Это состояние для постоянной молитвы. Тогда, когда человек должен стоять. В этом состоянии он может пробыть в молитве достаточно долгое время и не засыпать. Ему трудно в этом состоянии спать, но при этом не устает так сильно, если бы он стоял просто по стойке смирно.
В русской среде стасидии появятся очень поздно. В русской среде, конечно, самым распространенным средством для молитвы был чурбачек. А позже появилось такое приспособление, которое называется аналой. Аналой тоже удобный, потому что, во-первых, на нем лежит книга, ее не надо держать в руках. Монах опирается на аналой, получает дополнительную точку опоры, которая необходима, чтобы держать тело стабильно, чтобы оно не стояло вертикально, а чтобы оно на что-то опиралось.
Наша современная русская практика стоятельной службы очень не преспособлена для того, чтобы во время службы молиться. Просто постоять на службе час можно. Но всенощное бдение идет не полтора часа. Это два с половиной часа. В монастырях это от трех-четырех, пять, шесть часов. Промолиться, сохраняя молитвенное состояние, очень напряженное, в таком положении (стоя) невозможно. Поэтому, когда кто-то садится на скамейку, кто-то облокачивается на стену, кто-то еще на что-то оперся — это нормальное действие. Никто, стоя, как свечка, молиться не сможет.
Стасидии, аналои, разные приспособления, еще что-то — они помогали человеку: постоял-посидел, постоял — посидел. Это чередование помогало человеку, меняя положение тела, сохранять бодрость молитвенного делания.
Иисусова молитва.
Молитва Иисусова, т.е. призывание имени Господа Иисуса Христа в свою жизнь со словами «Помилуй мя» — замечательная вещь. Но к нашему времени оно почти не подходит. Две вещи этому мешают. Первое — эта наша чрезмерная гордыня. Мы все приходим в церковь очень испоганенные гордыней. Гордыня не потому, что мы плохие. Мы может даже очень хорошие с точки зрения мира. Но мы хорошие и гордые. Смысл любого светского воспитания: «Ты можешь это сам. Иди и делай». Любое светское воспитание с детских лет приучает человека к «Я сам». Церковное воспитание предполагает, что в каждом случае, в каждой трудности человек должен обращаться к Богу, надеяться на Бога, черпать силы у Бога, уповать на Бога. И в случае успеха всё это приписывать Богу. Поистине это Богом и сделано. Т.е. человека учили уповать, призывать, надеяться и благодарить Бога. А нас не учили. И поэтому любой наш успех: мы смогли понять то, что другие не понимают — это Я такой, мы смогли спеть так, как другие не поют — во какой Я. Мы приписываем это себе. Это въелось в наше сердце. Испорченные именно этой самой «самостью» мы в результате приходим к тому, что нам молиться Иисусовой молитвой очень трудно, потому что мы ждем успеха, мы ждем от любой деятельности результата. Молитва Иисусова нацелена не на результат. Молитва Иисусова — это процесс. У него нет результата. Само пребывание в молитве и есть результат. А мы этого не понимаем. Для нас любой процесс должен закачиваться результатом. Сама возможность пребывать в молитве есть дар. Это надо ценить. А мы ищем результат, и когда его нет, мы либо теряем интерес к процессу, либо начинаем выдумывать результат. И так человек попадает в прелесть.
Человек и в церковь-то приходит. Он ищет результат. Люди на исповеди говорят, что у них всё плохо, потому что не изменяются. Т.е. это говорит о том, что человек ищет результат. А разве то, что ты приходишь сюда, ты живешь здесь, ты черпаешь здесь Бога, ты знаешь Бога — разве это не есть результат?
А вторая причина, по которой у нас не идет Иисусова молитва в том виде, в котором она есть , оно предполагает то, что мы должны быть очень смиренны и чувствовать, что мы нуждаемся в милости Божией. Мы не ищем милости Божией. Мы ищем чего угодно. Мы ищем денег, мы ищем прощения, мы ищем, чтобы муж перестал пить, чтобы работа пошла, чтобы жена не орала, чтобы начальник не ругался. Вот что нам нужно. Мы этого ищем, когда приходим в храм.
Человек, который непрестанно говорит Богу: «Помилуй мя», он не может сказать укоризненного слова. Он просто не может осудить. Вы можете представить себе ситуацию подсудимого, который приговорен к смерти; ему звонят и говорят, что его браться поругались, чья будет квартира. Ему не будет до этого дела. Человек, который всерьез чувствует, что он под осуждением, под обвинением, он никогда так легкомысленно не делает. А мы легко судим, легко кипятимся, мы не чувствуем постоянно, что мы нуждаемся в милости Божией. А поэтому слова, которые мы произносим: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божией, помилуй мя», они получаются в наших устах лицемерием. Мы говорим языком: «Господи, помилуй меня», а сами думаем: «Да как он смел, да как он мог, да что это такое…». И всё это в нашем сознании происходит. Какой «Помилуй меня»? Это слова, в которых нет напряженного переживания. Слова становятся пустыми. А нельзя говорить Богу напрасных слов. Мы получается, призываем имя Господня по напрасну.
Поэтому для нас очень важно научиться видоизменить Иисусову молитву. Поскольку имя Божье — это имя, которым надлежит человеку спастись, и другого имени нет, призывать это имя нужно, но слово «помилуй» мы не чувствуем (когда-то мы его почувствуем, пока нет), то надо вторую часть молитвы Иисусовой дополнить, видоизменить в соответствии с тем, что по-настоящему желает, чает, чувствует наше сердце. Т.е. если мы хотим сдать экзамен, мы просим: «Господи, Иисусе Христе, помоги мне сдать экзамен». Да, это вроде нелепая просьба, но мы так чувствуем и призываем Имя Божие. И это становится молитвой и мы сдаем экзамен и понимаем: это работает. «Господи, Иисусе Христе, помоги мне найти жену». Мы искренне просим у Бога этого. Я призываю Его Имя и говорю Ему то, что действительно у меня на сердце. И так постепенно мы дойдем до более глубоких вещей: «Господи, научи меня любить людей». «Господи, Иисусе Христе, помоги мне простить моих врагов, научи меня любить моих врагов». И, в конце концов, когда мы действительно смиримся, у нас и будет Иисусова молитва. Когда смиримся. А пока не смиримся, эти слова будут напрасными, мы не чувствуем их, мы будем говорить их как мантру, как некие словосочетания, которые обязаны низвести на нас благодать. Так плохо. Мало того, что это не работает, это плохо, потому что мы обращаемся к имени Божьему как к магическому заклинанию, думая, что само по себе Имя, даже если мы ничего не чувствуем, может что-то сделать. А Богу надо, чтобы мы умом призывали и действительно желали, чаяли то, что хотим получить от Бога.
Вернуться к списку