«Наставления» преподобного Марка Подвижника. О пагубности тщеславия и помощи Божией в избавлении от этой страсти

Запись передачи «Читаем Добротолюбие» от 7 января 2019 года.
Напомню: в прошлый раз мы читали девяносто девятый абзац (из «Двухсот глав о духовном законе»).
Причина всякой грешности (читали мы уже) – тщеславие и желание удовольствия. Не возненавидевший их не пресечет страсти.
То есть человек, который не возненавидел тщеславие и стремление к удовольствиям, не может победить страсти. Даже если он их победит, как ему будет казаться и очень часто кажется, что он живет праведной жизнью (скажем, человек не пьет, не объедается, не изменяет жене, ходит в храм, ставит свечи, читает молитвенное правило), на самом деле он тщеславен. Эти страсти просто ушли внутрь, были загнаны внутрь, и их не всегда можно обнаружить. Пока человек грешит видимым образом, это можно видеть, в этом можно покаяться. А как только страсти ушли вглубь, их заметить очень трудно, особенно такие вещи, как зависть, ревность, тщеславие. Стремление к удовольствиям христианином хотя бы осознается как грех. Тщеславие же практически никогда не замечается как грех.
Продолжая эту мысль, в сто пятом абзаце преподобный Марк пишет:
Так надо возненавидеть сребролюбие, тщеславие и страсть к удовольствиям, как матерей пороков…
Для духовной жизни фундаментом будет вера во Христа и послушание Христу. Но с аскетической точки зрения началом будет ненависть к тщеславию, к сребролюбию и к удовольствиям. Про сребролюбие еще апостол Павел говорил, что оно есть матерь всех зол. И в этом смысле сребролюбие хотя бы тоже можно потрогать, можно увидеть свою страсть к вещам, к деньгам, к комфорту, к какой-то сладостно-комфортной жизни в этом мире. От совсем уж гипертрофированных форм роскоши христианин, наверное, все-таки отстраняется, ему кажется это чрезмерным. Но вот от некоторой комфортности человеку отстраниться очень трудно, потому что это всегда находит некое оправдание, человек всегда может оправдаться, почему ему это необходимо. Здесь и сребролюбие, и тщеславие, и страсть к удовольствиям как-то смешиваются в одну консистенцию, являющуюся той греховной закваской, которая портит все человеческое существо, отравляет всю жизнь человека.
Именно по этой причине, как мы уже говорили, Бог посылает человеку не только скорби (что, конечно, хорошо), но и такие состояния, в которых он может переживать свою немощь и даже свой грех. Это могут быть разные состояния.
Про переживание немощи мы слышим от апостола Павла. Ему Господь говорит, что сила Божья совершается в немощи (см. 2 Кор. 12, 9), и он принимает это. Его немощь тяжела, она его удручает, мучает. Но он принимает ее как то, что позволяет ему получать от Бога всю Его избыточествующую благодать.
И обычно нормальному христианину этой немощи вполне достаточно: некоторой физической, душевной, духовной немощи – у каждого она своя. Но она, несомненно, есть, потому что только таким образом человек оберегается мудрым, внимательным, заботливым участием Промысла Божьего от тщеславия, хранится Богом, потому что тщеславие губит все в человеке. А человек, который сознает свою немощь, понимает: что бы он ни делал (усердная молитва, независимость от пищи или независимость от телевизора, забота о людях, учительство или что-либо еще), он не приписывает это себе, потому что знает, насколько он немощен; он со своей физической или духовной немощью встречается ежедневно, и все, что в нем есть действительно доброго, он искренне, глубоко переживает, приписывая это благодати Божьей.
В некоторых случаях бывает так, что Господь попускает человеку впадать в грехи, оставляет человека, чтобы он грешил. Но грех не потому бывает в этом случае, что человек любит его, а для того, чтобы человек перестал гордиться, перестал считать себя каким-то особенным. Такое часто бывает с людьми, которые очень много о себе думают. Они в какой-то степени неплохие христиане, то есть люди, сохраняющие пределы закона, причащающиеся, кающиеся на исповеди, но при этом на самом деле внутри у них все очень плохо. Но внешне они ведут благочестивый образ жизни.
Поскольку у них внешне все хорошо, люди начинают гордиться, и это проявляется в том, что они начинают осуждать всех нерадивых христиан, начинают превозноситься: «А вот я пощусь дважды в неделю и никогда поста не нарушаю! А вот я весь Рождественский пост как на крыльях летал, потому что всей этой еды мне не надо. Я даже, честно скажу, каждый день в течение Рождественского поста причащался!» (Это я не про себя говорю.) Такой человек растет как на дрожжах, у него грудь выпирает, он вмешивается во все в жизни, всем дает советы, постоянно такой радостный, счастливый. Эта радость чувственная, она ничего не стоит, но ему кажется, что это и есть то состояние, о котором сказано: Всегда радуйтесь (1 Фес. 5, 16).
Но неожиданно случается страшное падение. Оно, может быть, и не страшное, потому что Бог не хочет смерти грешника (см. Иез. 33, 11). Это пока просто некий оступ, споткнулся человек. Скажем, в один далеко не прекрасный день он взял и неожиданно среди поста напился страшно, вел себя безобразно. Он даже никого не ударил, никакого явного греха не было, но, придя в себя, он переживает это как страшную катастрофу. Люди даже почти ничего не заметили, но он с небес спустился на землю, понял, что ему стыдно. Это было публично, и ему стыдно. Он не может больше сказать слов обличения, слов наставления, он не может больше бить себя в грудь и говорить: «А я! А я! А я!..»
Иногда падения бывают хуже.
Если человек прислушивается к этому и действительно сознает это как духовную катастрофу, быстренько замолкает и пузырь надутый сдувается, то обычно этим все и ограничивается. И человек, помня о том, что произошло, старается больше не надуваться. Но, к сожалению, так устроен грех человеческий, что через какое-то время это забывается, снова начинается напыщенность, и в конце концов снова происходит какое-то падение, которое сдувает этот напыщенный пузырь.
И так бывает до тех пор, пока человек не узнает правды о самом себе. Это бывает в двух случаях. Первый: когда человеку является Бог по-настоящему, так, как это описано в древних книгах. И человек, видя себя очами Божьими в свете Божественной благодати, просто обгорает в этом пламени, для него это просто страшный суд.
Это только люди, ничего не знающие, не понимающие ни в жизни, ни в Боге, говорят: «Вот бы мне с Ним встретиться!» Да, конечно, вот бы. Только люди как-то забывают, что любая встреча с Богом – это страшный суд для человека, ибо мы далеко не ангелы и любви к Богу у нас мало. И вот эту встречу, не полную, конечно, но насколько человек может вынести, чтобы не умереть, он переживает настолько глубоко, настолько ярко, что оплакивает свое недостоинство всю оставшуюся жизнь, благодаря чему и остается в этом Божественном свете, который делается все ярче и все глубже выявляет ту нечистоту, которая в человеке есть.
А второй способ менее высокий, сложный; может быть, страшный (хотя, как сказать) – тот, который указан в Священном Писании Ветхого Завета. Особенно ярко это выражено в Книге пророка Иезекииля, когда Бог отпускает человека, не отпуская его, когда Он позволяет совершать грех самым изощренным способом, при этом не оставляя человека. Я не знаю, как Он это делает. Я знаю только, что это, например, то, что произошло с преподобной Марией Египетской (самый известный случай) или с преподобным Никитой Столпником, со многими другими… Когда человек погружается в отвратительнейшее болото греха и на время даже как бы забывает о Боге. И когда он извлекается из этого болота греха (причем как-то мгновенно, как бы по мановению волшебной палочки, просто вдруг переворачивается вся жизнь, и он, словно придя в себя, обретает себя на пути спасения), то никакого тщеславия у него не развивается никогда. Как это сказано у Иезекииля: чтоб ты помнила дела свои и стыдилась и даже лица своего не посмела поднять и посмотреть вверх (см. Иез. 16, 63).
Это опыт, конечно, инфернальный и тоже очень опасный, совсем не высокий, но он исцеляет человеческую душу от тщеславия. В данном случае об этом свидетельствует Марк Подвижник, то же самое мы видели у преподобного Исайи и Макария Великого. Кого из святых отцов ни возьми, у всех увидим ту же самую мысль: пока ты не исцелился от тщеславия, все бесполезно, никакая духовная жизнь у тебя не начнется.
Поэтому и происходит в нашей жизни то, что происходит: мы имеем немощи, которые нас очень утомляют. Лучше всего, когда это физические немощи, потому что физически это очень тяжело, но, страдая таким образом, мы ни о каком тщеславии не помышляем, у нас никаких мыслей об этом нет, мы с трудом несем крест этой жизни. Бывают душевные немощи, какие-то привычки, страсти, но не приносящие никому зла. Это что угодно может быть. И человек, мучаясь этими страстями, тоже не имеет повода вознестись, не может похвалиться, потому что знает, насколько он внутри немощен. Духовные немощи могут быть даже у апостола Павла; это те состояния, о которых я сказал. Все вместе это излечивает человека от тщеславия. И потому все эти скорби, а порой и падения бывают абсолютно необходимы на пути нашего спасения.