О чистоте сердца
Бог, открывшись Давиду, говорит, что именно его сына Соломона сделает царем, что никогда престол в Иерусалиме не займет не потомок Давида. Конечно, Давид понимает, что это особое благословение, великая честь, ведь потомки Саула были истреблены, престол Саула был взят. А тут обещается не только что именно Соломон будет царем, но и что дети Соломона дальше и дальше будут править. Конечно, для любого царя, любого отца это великая радость. Но Давид услышал в этом большее.
На самом деле, как известно, престол Давида не устоял вовеки, Иерусалим был разрушен, народ уведен в плен, а в последние годы Израильского, уже Иудейского царства кто только им не правил, каких только военачальников там не было… И тем не менее, Дух Святой засвидетельствовал, что престол Давида устоит во веки веков и потомок от чресл Давида будет править Израилем во веки веков. Значит, речь не об обычном человеке: ни один престол, ни один род царский не может существовать во веки веков. Это очевидно было и Давиду – более, чем кому-либо другому, ведь он действительно все сердце, всю свою душу, все упование возлагал на Бога и относился к Нему так же, как, например, патриарх Иаков: все мысли Иакова были о благословении, которое он хотел получить от отца любой ценой, чтобы Спаситель мира родился среди его потомков.
Услышав это обещание, Давид понял, что речь идет не просто о наследовании его потомками царской власти, но что в его потомстве родится Мессия. Именно на основании этого свидетельства Бога царю Давиду пророчество о том, что Мессия будет сыном Давида, стало общим местом.
Осознав, что именно плод от Соломона, рожденного от Вирсавии – женщины, которую он любит, но которая стала его при не очень радостных обстоятельствах, – будет благословлен, что именно тут родится Спаситель мира, Давид, от радости не зная, что сказать, говорит вещи необыкновенно проникновенные: «Это слишком по-человечески, Господи!».
Он и не мечтал об этом, – конечно, как человек, внимающий Богу, он мог бы об этом думать, но он боялся об этом думать. И вдруг слышит свидетельство из уст Божиих и говорит: «Это слишком по-человечески». Другими словами, «Ты так понимаешь затаенные движения человеческого сердца, понимаешь, чего на самом ждет от Бога человек, что Ты действительно уж слишком человечный, Господи!» Вот так обращается Давид к Богу (подчеркну, еще не воплощенному Богу, Который еще не стал Человеком).
Мы, христиане, знаем Бога, живущего во Плоти, вобравшего в Себя всю полноту человеческого сердца, тела, человеческих страданий и боли. Конечно, Он знает все наши обычные человеческие желания и мысли и готов на них отвечать, но более всего тогда, когда эти мысли – именно слишком человеческие, обыкновенные.
Иногда мы боимся попросить Бога о каких-то, как мы считаем, ничтожных вещах. Это мелочи нашего быта, но мы – люди, и нам эти мелочи нужны, важны; а мы думаем: «что Богу докучать этими нашими мольбами…». И как же удивительно бывает, когда Бог отвечает нам даже на невысказанную просьбу! Недаром Христос в Евангелии говорит, что Он знает прежде, чем вы попросите у Него. И на самом деле Он знает все, в чем вы имеете нужду, даже если вы не будете просить, – вы только ищите Царство Небесное, а все человеческие мелочи приложатся к вам. Действительно, любой верующий человек, который сколько-нибудь внимательно старается жить пред Лицом Бога, упование возложил на Бога и ждет милости от Него хоть в малую степень своей веры, может засвидетельствовать, что в его жизни Бог не раз откликался и давал исполнение простых человеческих желаний, то есть был в этом слишком человечен. Очень важно помнить, что Бог был Человеком. И, стало быть, нам самим надо быть, насколько это возможно, человечными по отношению к другим людям.
Мы часто судим других именно как фарисеи, с высоты известных всем нам духовных потребностей и запросов, с высоты какой-то невероятно завышенной планки, мол, настоящий христианин должен поститься, очень много молиться, ходить в церковь, а все простые человеческие желания греховны, их надо искоренять, обычные человеческие поступки – лишь допустимое зло, и поэтому радоваться чужим радостям мы не можем, плакать о чужом горе не можем. И получается, что мы становимся черствыми, как фарисеи, потому что не можем быть человечными.
А когда Бог действительно выйдет к нам навстречу, исполнив очень человеческие наши желания, тогда нас посещает такой же проникновенный вскрик, как у Давида: Господи, это уже слишком по-человечески, неужели Ты настолько видишь, какие мы слабые, немощные?
Царь Давид помогает нам понять достаточно простую духовную аксиому. Он не образец праведности в фарисейском смысле, его можно укорить и с точки зрения Закона Божия, и уж тем более с точки зрения нашего либерального сознания. Но Бог смотрит не на нашу праведность, Он смотрит на нашу веру, на наше упование, Он смотрит на то, насколько мы дорожим общением с Ним, насколько Он нужен нам и важен для нас, насколько мы сами считаем себя сыновьями по отношению к Нему. Ему важно, чтобы мы надеялись на Него, смирялись перед Ним и, как сказал Самуил Саулу, слушались Его, насколько это в наших силах. Потому что послушание Богу дороже всех жертв, которые мы можем Ему принести. Давид нас учит, что праведность без веры есть ложь, лицемерие, фарисейское зло.
В судьбе царя Давида был еще один интересный эпизод – речь о переносе ковчега Завета в Иерусалим, который станет столицей, на гору Сион. Город давно принадлежал израильтянам, но над Иерусалимом была гора Сион, где находилась крепость иевусеев. Только Давид, став царем, смог взять эту крепость и сделать ее своим оплотом. Град Сион тесно связан с царским достоинством царя Давида и, соответственно, с мессианским значением самого Израиля.
И вот туда желает Давид перенести ковчег. Он приходит с массой народа в селение Кириаф-Иарим, где находился ковчег; ставят ковчег на повозку и везут. Через какое-то время наклонилась повозка, и один из левитов, именем Оза, попытался удержать падающий ковчег, за что был поражен Богом и умер. Давид испугался и решил не переносить ковчег – он подумал: Богу не угодно, чтобы ковчег Завета перенесли на Сион. Иначе почему умер Оза?
Три месяца ковчег находился в доме АведдараГефянина, и дом этот был благословлен. Давид, видя, что действительно Богу нравится перемещение, решил продолжить свой путь.
Но почему же погиб Оза? Ведь он же хотел доброе дело сделать – удержать падающий ковчег… Некоторые говорят: разве Бог Сам не может о Себе позаботиться? А Оза решил своей силой удержать ковчег. Нет, дело в другом. Оказывается, даже Давид, при его особом предстоянии Богу, не понимает, не знает просто очевидных вещей: ковчег Завета на волах не перемещается, ковчег могут переносить на шестах только левиты – в ковчеге есть специальные кольца, в них вдеваются специальные шесты, и только так ковчег перемещается. Но люди об этом уже давным-давно забыли – никто не интересовался церковной жизнью вследствие религиозной и общей отсталости народа, да и ковчег много веков никуда не переносили…
Есть другие свидетельства, как церковная жизнь проходила во времена царя Саула и царя Давида. Очевидно, был церковный упадок. Пророческие школы не были напрямую связаны именно со священническо-левитской жизнью, так что церковное служение во многом было забыто – левит по происхождению, Оза не знал, как обязан, по Закону Божию, переносить ковчег. Все было исправлено, перемещение стало совершаться по-другому: через определенное количество шагов приносили жертвы, совершались священнодействия, возносились молитвы. Ковчег благополучно продолжал путь. А когда Давид вступил в свой город, то, сняв все царские регалии, оставшись в простой одежде, пошел впереди ковчега и начал плясать – это высшее проявление экстатического состояния человека. С древнейших времен именно в танце человек проявлял высший порыв своего духа, иначе невозможно. Именно в танце человек максимально выражает экстаз, с помощью, естественно, Святого Духа – так апостол Петр свидетельствовал о Христе на разных языках, так святые отцы переживали экстатические состояния – под действием Святого Духа.
Именно танец помогает максимально выразить самые вдохновенные движения сердца в религиозном порыве. Кстати, пока существовал древний Иерусалимский храм, танцы были органическим элементом храмового богослужения. Это ясно видно из Книги Паралипоменон, где перечисляется, сколько было танцовщиц и танцовщиков в храме. Из псалмов видно, что в храме были специальные танцовщики, чтобы с помощью телесных движений выражать свое состояние духа. Плясали на свадьбах, плясали перед войной, плясали перед какими-то великим событиями – так человек выражал свои чувства.
В определенном смысле, это было юродство – как наши юродивые, фактически безумствуя, делали совершенно невозможные, недопустимые вещи; но это было их свидетельство о совершенно невместимых духовных реальностях. Так и Давид пытается телесными движениями выразить свою любовь, счастье свое, радость, что Бог посетил его, что Бог теперь будет пребывать с ним в этом городе. В то же время через этот танец он являл, что происходит что-то невероятное. Что действительно, как он потом сам в своих псалмах Духом Святым пел, горы взыграли, как овцы, и холмы, как ягнята, – Бог пришел.
Действительно, когда приходит Бог, все должно ликовать – так дети, встречая отца, скачут вокруг него, выражая свою радость. Вот так же, по-человечески, по-мирски, и Давиду предполагается встречать своего Бога: скакать, петь, ликовать перед Ним.
В псалмах Давида, обратите внимание, много именно очень натуралистичного, природного ликования. И не надо этим смущаться, ведь когда мы встретимся с Богом, все в нас взыграет от того, что Бог с нами. И радость наша будет совершенно нездешняя.
Вот и Давид, танцем выражая радость, действительно безумствовал так, как безумствовали пророки, как безумствовали апостолы. Как говорит апостол Павел, безумство проповеди спасает верующих, потому что, по сути дела то, что говорили они, было безумием: распятый Бог. И это безумие обращало сердца верующих.
Для Ветхого Завета это было органичным движением человеческого духа. Собственно говоря, если мы не радуемся в праздники, в какие-то очень важные моменты жизни, когда чувствуем, что Бог с нами, то, очевидно, что-то в нас самих не так.
Вернуться к списку