Вернуться к списку

Как нам жить с Богом. Проповедь о. Константина Корепанова на ночной Литургии (04.06.2022)

Открыть видео
Открыть аудио
В ночь с 3 на 4 июня в Верхней Пышме в крестильном храме святителя Стефана Великопермского состоялась ночная Божественная литургия.
Участниками Богослужения записана проповедь отца Константина Корепанова, и они делятся ею с нами.
Традиционно ночные литургии в храме Стефана Великопермского проходят каждую первую субботу месяца. Ждём на совместную молитву.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня мы слышали в апостольском чтении повествование о первых христианах, которые собирались вокруг Христа при апостоле Павле. Ночь, служба затягивается… Как говорится в Книге деяний Святых Апостолов, Павел продлил служение Слова даже до полунощи. Было душно, свечей было много, и один из участников богослужения выпал с третьего этажа, но остался живой, и служба была продолжена. Юноша Евтих пришёл в себя и причастился.

Вот такой сюжет, зарисовка. Прошло две тысячи лет, – и мы занимаемся тем же самым. Мы собираемся ночью, мы съехались в это место; большая часть людей даже не живёт здесь, приехали издалека: кто-то из Екатеринбурга, кто– то даже из Дегтярска; мы продлили службу даже до полунощи по московскому времени. Мы занимаемся тем же самым, что делали христиане две тысячи лет назад: ночью служили Богу, слушали слово Божие, молились и причащались Тела и Крови Иисуса Христа.

Этим занимаются христиане все эти две тысячи лет. И, хотя службу перенесли уже на утреннее время, не на ночь, в силу немощи человеческой, в силу разных других причин, – но в особенных местах земли люди, как это повелось испокон века, совершают Литургию ночью, молятся ночью, созидают своё служение Богу ночью, созидают Церковь ночью, ибо ночь – это время Творения, время тишины, время, когда особенно обострены чувства, время, когда шум мира угасает – и вне стен храма, и внутри человека. Это – время, когда он действительно может быть предан Богу; это самое важное служение, которое может совершать человек. Оно совершается ночью; – обратите внимание: никого не удивляет, что некий юноша, задремав, вывалился из окна; никого не смутило, что юноша сидел, что юноша заснул, что юноша упал, – никто не смеялся, никто не удивлялся, никто его за эту обычную немощь, усталость, не считал каким-то образом отрешённым от Церкви: всякое бывает, это обыкновенный человек. Никто не суетится от того, что он лежит почти бездыханный, никто не вызывает Скорую помощь, никто не суетится вокруг его тела, Павел спускается, говорит: «Да жив он, всё нормально!» Люди понимают, что с человеком, причастным к Божиему делу, ничего плохого случиться не может, и это простое житейское, почти бытовое, свидетельство того, что мы с вами вот сейчас проживаем, заставляет нас самих как-то иначе посмотреть на свою жизнь: а что мы, правда, суетимся? Вот же, мы здесь, вокруг Христа, как Его апостолы, Его ученики, – как две тысячи лет назад, как тысячу лет назад, как сто лет назад люди собирались. И поразительное дело: кто из вас воспитан в вере? Кого из вас в детстве родители водили в церковь? Все люди пришли когда? Вспомните свою жизнь, вспомните, где вы были, кем вы были, какими вы были! Что вы делали пять – десять – пятнадцать лет назад? И Он позвал нас, называя нас по имени, как Своих детей, как мать зовёт домой своих детей. Мы ещё застали то время, когда детей вызывали с улицы громким криком с балкона или со двора, а не по сотовому телефону. И этот зов, парадоксальным образом, ребёнок слышит, даже если он играет в футбол или валяется где-то в грязи, или бьёт кого-то, или его бьют – он слышит: мама зовёт, надо бежать – бежит домой, изодранный, грязный, напряжённый, но он слышит голос своей матери, где бы, в каком состоянии он ни был; он слышит её и бежит к ней. Вот этот образ сегодня вспоминает Христос: «Как птица, Я хотел вас собрать под крылья Свои, но вы не захотели». Надеюсь, мы – захотели. Мы услышали голос Его и пришли сюда. У каждого свой очень сложный путь с Богом, и расскажи он вот так, просто сидя, как это было, в «Орлёнке», со свечкой, – расскажи он свою историю прихода в Церковь, – ему бы, поди, с первого раза руки бы не подали, сказали бы: «Да что ты со мной рядом сидишь-то, грешник окаянный!» Но, тем не менее, мы все пришли — кто-то от бездны своих грехов, кто-то – от невыносимой своей суеты, кто-то – от вершины славы или бизнес-карьеры – кто как, — но мы услышали Его голос и пришли сюда и собираемся здесь. И это – первое удивительное чудо Божественной любви и Божественного промысла. Промолившись пять, десять или пятнадцать лет, мы говорим: «Господи, как Ты это сделал? Как я здесь оказался, как? Ведь меня же невозможно спасти! Меня же невозможно было даже полюбить! Мною даже родители гнушались! Как Ты меня увидел? Как Ты меня заметил? Как Ты взял меня на Свои руки, такого мерзкого, грязного, смердящего, – как Ты меня сюда принёс? Я же вонял на весь храм! Ты знал это, и, тем не менее, сюда притащил – как? И сердце замолкает в удивительном, непостижимом восхищении от этой неизреченной любви: как Ты, Господи, любишь человека! Если Ты так любишь меня — как же Ты любишь других людей! Если меня, такого скверного, который, в сущности, — животное в человеческом образе, – если Ты меня так любишь, – как же Ты любишь святых Своих, как Ты любишь тех, кто служит Тебе?» И человек начинает благодарить Бога всем своим сердцем, всем своим существом он благодарит Бога за то, что он-то и не знал никакого Бога, и не думал ни о каком Боге, и жил и грешил в своё удовольствие, а Бог от него не отвернулся, взял – и понёс. Теперь-то, находясь в Церкви, он знает, от чего его спас Бог. Нет, не от грехов, они никуда не делись, – а от какой бездны, от какой беспросветной пустоты и тьмы спас его Господь. Теперь-то, спустя пятнадцать или двадцать лет, человек знает, где бы он был, и что бы он испытывал, если бы не любовь Божия. И он просто в немом восхищении, со слезами на глазах благодарит Бога за это удивительное снисхождение к нему, ибо всем своим существом знает: он ничего не сделал, чтобы Бог его заметил – ничего, он просто очень сильно вонял, и это привлекло Бога к нему, Он говорит: «Что ты тут лежишь и пахнешь? Пойдём, Я сделаю тебя другим!» – взял и понёс. Никаких достоинств, никаких даров, никакого света не было в человеке, Бог принёс его, вымыл, очистил, утешил, напитал,– накормил, во всех смыслах этого слова, и человек через пятнадцать лет жизни познал, какое удивительное чудо оказал ему Бог.

И тогда он восклицает в радости: «Ну, теперь, Господи, я буду Тебе служить! Как Тебе такому не служить? Как Тебя такого не любить? Как Тебе такому не молиться всем сердцем, если Ты – такой, если Ты так сильно любишь меня?» И человек пытается это сделать и раз, и другой, – и пятый. Проходит ещё пятнадцать лет, и человек понимает, что каким он был, таким и остался, что он ничего Богу не сделал, а Бог по-прежнему на него смотрит и ничего от него не ждёт, как ничего не ждёт отец от своего беспомощного сына, он просто радуется тому, что у него есть сын. Просто есть у отца великая радость от того, что сын – рядом с ним. А всё, что надо, он и так даст.

И Бог – источник всякого блага, всякого света, источник воды живой, и Он даёт нам этот свет просто потому, что мы Его дети. И тогда человек смиряется снова и понимает, что Бог ничегошеньки от него не требует: просто, чтобы ты жил, жил и благодарил, жил и пел своему Богу; что Он у тебя такой, что от тебя ничего не требует, а всё даёт. И так можно прожить всю жизнь, оставшуюся после этих тридцати лет. Но есть одно условие: человек не может, не посмеет никак, ни при каких обстоятельствах посмотреть косо на другого человека: кто я такой, чтобы судить другого? Я такой же, как он, я это точно знаю, и нет грешника, который бы превзошёл меня своим грехом. Что же я буду его судить, что же я буду отворачивать от него своё лицо? Что же я буду морщиться при виде его в храме? И, если человек соблюдает это простое правило, просто не судит, просто готов открыть свою руку, свои объятия, своё сердце, свою улыбку, свой взгляд любому другому человеку, от него больше ничего не требуется – ничего. Да, есть великие святые, вот здесь их иконы: Иоанн Кронштадтский, Николай Чудотворец, целитель Пантелеимон, Симеон Верхотурский, Ксения Петербургская, Серафим Саровский – это великие святые, – почему? Потому, что Бог им дал, а они – смогли, они захотели. Они были необыкновенные люди, а мы — обыкновенные. Но и мы тоже – святые, если мы приняли этот дар от Бога и, сохраняя этот дар, стараемся любить всех, не судить никого, и, всеми силами отбиваясь от разных искушений, соблазнов, храним этот дар: я не буду никого судить, я не буду никого ругать, я не буду никого укорять, я просто буду обнимать всякого человека, которому плохо, и улыбаться вместе с тем, кому хорошо. Больше от спасённого, помилованного человека ничего не требуется.

Люди часто говорят, сравнивая нас с великими святыми, здесь изображёнными на иконах: — ну вот же, нам есть, кому подражать! У них была другая судьба, у них были другие родители, у них были другие обстоятельства. Они не грешили, как мы, с детства, их не питали, как нас, с детства, мерзкими книжонками, в которых превозносится человек. Мы с детства вкусили эту заразу: «я не такой, как все, я лучше других». Я отличаюсь, я соревнуюсь, я выпячиваю себя с садика, я на сцене стою с садика. Я на табуретке стою, едва научившись говорить, мне хлопают, меня хвалят, раздувая во мне огонь, в котором я сгорю, едва-едва научившись говорить. Никто не учил меня с детства чтить Бога и воздавать Ему хвалу, никто не учил нас с детства непоколебимо слушаться своих родителей; если мы это делали, – то это, скорее, как исключение, чем как правило. И вот, мы доросли до какого-то времени – изуродованные, отравленные, сплющенные, измождённые грехом, – даже не важно, какие у нас грехи, – в нас во всех – непомерная, почти сатанинская гордыня. Как же нам творить подвиги? Да отпусти нас Господь во славу Свою! «Иди, чадо! Молись, постись, делай добро!» Но через неделю мы подумаем, что Серафим Саровский – просто мальчик, по сравнению с нами, потому что гордыня у нас несусветная, потому что мы не можем быть смиренными: мы отравлены с детства, как, в рассказе Паисия Святогорца, тот житель Афона, который с младенчества пил алкоголь, потому что надо было сохранить ему жизнь. Поэтому он не мог не пить, это было уже его естество. Мы не можем смиряться, потому что это наше естество, мы не знаем, как жить, не питая свою гордыню, своё тщеславие, своё самолюбие, поэтому Бог и не требует ничего от нас. Он говорит: «Ты только сиди и радуйся, благодари, ибо благодарить – смиренно, и благодарный ничего о себе не думает. Ты только не суди никого, не превозносись ни над кем: чем тебе превозноситься? А если Я вручу тебе дар, и ты будешь делать что-то не такое, что делают все, – ты же погибнешь! Сын мой, Я не хочу твоей погибели – поэтому просто сиди, радуйся, благодари, восхищайся!» Люби всех, кто рядом с тобой, и никого не суди , и благо тебе будет, и воистину, спасёшься ты, ибо Он, Бог наш, возлюбил нас так, как представить ты себе не можешь. Аминь.

Аудиозапись проповеди: https://disk.yandex.ru/d/I7vBCwt7m7PZtQ
Видеозапись на нашем канале в YouTube: https://youtu.be/9pegrYwBnxA

Автор: Константин Корепанов
Видеозапись: Дарья Гордиянова
Текстовая запись: Елена Плотникова

Номер карты Сбербанка
отца Константина Корепанова
для пожертвований: 4276 1619 7628 0395
В сообщении к переводу нужно делать пометку «Пожертвование»

Вернуться к списку

Оставьте комментарий