Вернуться к списку

Христианство — это жизнь, а жизнь — это опыт. Проповедь о. Константина Корепанова (22.12.2024)

Проповедь священника Константина Корепанова на Божественной литургии в Свято-Троицком кафедральном соборе Екатеринбурга. Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Сегодня вы слышали Евангельский сюжет, очень хорошо всем знакомый, про исцеление десяти прокаженных мужей, стоящих в стороне, когда, будучи исцелённым, один из них, вернулся ко Христу, чтобы прославить и поблагодарить Его. А другие девять, в сущности, ничем не согрешили, они просто исполнили то, что надлежало сделать по закону, и что, собственно, им велел сделать Христос: пойти, показаться священникам, чтобы они смогли засвидетельствовать их очищение и ввести их в собрание церковное, что и необходимо было им прежде всего, восстановить свои социальные связи (в судьбе Израильского народа социальные и церковные связи совпадают). Больше им ничего не надо. Этот вернувшийся самарянин не был частью израильского народа. Нужды показываться священникам у него не было, восстанавливать единство с общиной нужды также не было. Поэтому он, увидев, что он исцелился, пришёл ко Христу, как сделал бы каждый нормальный человек, не замороченный данными ему предписаниями закона, — пришёл бы и сказал спасибо тому, кто его исцелил.

Этот евангельский сюжет принято считать, как предписывает церковная традиция, «словом о благодарности». И на всяком благодарственном молебне мы слышим этот евангельский отрывок. И параллельно ему во всяком благодарственном молебне, так же, как и сегодня, мы слышим отрывок из Послания апостола Павла к Эфесянам, в котором он говорит о необходимости благодарности. Но помимо этой необходимости благодарности, предваряя «слово о благодарности», он говорит о том, что мы, христиане, должны испытывать, что́ благоугодно Богу и не приобщаться к бесплодным делам тьмы. А еще мы должны испытывать, – буквально через несколько строчек говорит апостол Павел, – что́ есть воля Божья. И это слово, – испытывать – в общем-то и понятно, и нам знакомо и близко, хотя никто из христиан никогда особо на эту тему не спрашивает, потому что все мы родились (если родились) в прокрустовом ложе уже сложившейся церковной традиции и практики. И в этом наша и радость, и опора, и защита, и беда, – такая же, как у всякого человека, живущего в рамках некого духовного нравственного закона, духовного и нравственного предписания. Человек, который знает, что нужно делать, делает, и это его успокаивает, больше ему ничего не надо: ведь нужно же сделать – он идет и делает. «Как нужно сделать? Объясните мне! Как входить в храм? Как ставить свечи? Сколько свечей надо ставить, – кому? Расскажите мне: как часто надо исповедоваться? Как часто причащаться? В каком храме? Что читать? Ну скажите мне, объясните мне, и я буду это делать!» И когда я понимаю, что я все это сделал, – я, естественно, чувствую некое состояние успокоенности, некую гарантию, того, что, сделав всё, я Богу угодил, потому что всё, что надо, я исполнил.

Другое дело – человек, который ничего не знает: он не знает, как зайти, как встать, как поставить. Он ищет не это; он ищет реальной помощи от Бога, о Котором он услышал, о Котором ему рассказали, о Котором он прочитал. Он бежит к Нему, говорит: «Помоги! Плохо мне, погибаю!» Он не знает, как это надо делать, понятия не имеет никакого, просто ему нужна помощь в этом.

И когда он получает эту помощь, – он, естественно, радостно прыгает и скачет перед Богом. «Не знаю, что делать, не умею это делать, не знаю, как надо благодарить правильно!» Не знает он, как свечку поставить, как благодарственную молебен заказать. Поэтому прибегает к Богу, плачет, танцует, ликует, целует, благодарит. Всё у него смешивается: смех, и слезы, и любовь, — все сливается воедино. И он изливает сердце своему Богу. Долго ему, конечно, делать это не дадут: придут умные, воспитанные, образованные люди и скажут, как по-настоящему надо выражать свои чувства перед Богом и научат его заказывать благодарственные молебны. И он поймет, что он был неразумным маленьким дитём, который не умеет толком выразить своё чувство любви к Отцу, и начнёт, вместо того, чтобы плакать перед Богом, заказывать благодарственные молебны. Вместо того, чтобы распинаться перед Богом, , разрывать свое сердце в куски, он будет писать записки на проскомидию, и много чего другого научится, – но реальные, живые отношения с Богом для него надолго (к счастью, не навсегда) закончатся…

″И это не беда, собственно, не вина церковных правил, или законнических правил, – это не вина закона. Без него тоже жить невозможно. И Христос сказал, что ни одна иота от закона не становится пустой или бессмысленной; это наше сердце больно, это наша душа больна. Мы ведь то же самое делаем и в жизни.

Вот, полюбил парень девушку, он же не читает книжки о том, как нужно завоевывать ее сердце. Он просто прыгает и скачет, придумывает любые вещи, чтобы произвести впечатление, вскружить ей голову. Как-то ведет себя не очень, прямо скажем, адекватно. Но именно это и действует на сердце девушки, и она выходит за него замуж. А потом, когда он увидел, что всё, вроде, – она тут, при деле, он выстраивает некие «законные» с ней отношения: «Сколько тебе заплатить сегодня надо? Ой, у тебя сегодня день рождения. Сейчас закажу букет цветов. Ой, прости, я забыл: у нас же сегодня первенец родился. Ладно, сейчас исправлюсь!» Он делает все как надо. Но живые отношения ушли, и человек начинает страдать, задыхаться в этих формальных брачных отношениях. Даже слово придумано такое страшное: «узы», «цепи», «оковы» брака. Потому что он сам заковал прежде живое чувство любви в формальные условия семейной жизни. Он убил в себе любовь формализмом, он сам заковал себя в цепи, в кандалы и сам же на себя жалуется, как будто это кто-то иной виноват. Во всех отношениях так человек всегда теряет живое чувство не потому, что приходит какой-то закон. А потому что жить – трудно; потому что всегда обновлять живые отношения трудно: это же нужно всегда гореть. Гораздо более удобно заковать любую свою жизнь в формы, – не гореть на работе, не гореть в Церкви, не гореть в молитве, не гореть в любви, не гореть в служении. Вот, пришёл к нему человек, – он примет несчастненького, который нуждается в помощи, и склонится перед ним, и выслушает его, и поплачет с ним, и деньги даст все, что у него есть, – до копеечки выберет. Потом еще у друзей займёт, накормит. Но пройдет пять лет, – и все это становится на поток. «Сколько там голодающих? Выписать им по две буханки хлеба! Сколько у вас несчастных? Выписать им двести тысяч на лечение, а этим – гробы купить на триста тысяч рублей». Все становится формализовано, и милосердие в сердце становится благотворительностью. Вместо того, чтоб человеку плакать с плачущим и радоваться с радующимся, сердце уходит, умирает. Гораздо удобнее, гораздо спокойней, гораздо понятней, главное – гарантированнее, просто выстроить отношения в формальном порядке – сколько, скажите точно, взвесить граммов, чтоб не переборщить? сколько надо тебе копеек? Отсчитает, вот ровно до одной копеечки – ни центом больше.

Вот, Достоевский, который немало времени провел в Европе, в том числе, на немецких курортах (мог себе позволить бедный российский писатель) – изумлялся, что милостыня, которую подают немцы, всегда равна в цене стакану воды, не больше, но и не меньше. Потому что Христос сказал: кто даже подаст вам стакан, кружку холодной воды, не будет лишен награды своей. А если достаточно кружки, – зачем давать больше? Вот, кружку и получай! Я дал необходимое и достаточное для того, чтобы мне не потерять своей награды. – Вот во что вырождается все наше человеческое, если не привлекать к этому постоянное усилие сердца. Почему нам не доступен опыт святых отцов? Ведь ничего особенного они не делали, – если мы поймем, что́ они делали вообще. Ведь дело-то не в посте, и не в количестве бдений, и не в количестве бессонницы, а в том, что они не позволяли себе успокоиться. Они никогда не переставали творить покаяние, хотя можно было успокоиться: ну, вот, ешь, душа моя, пей, веселись. Бог тебе все простил, можно теперь до старости пребывать в покое. Многие так и делают. Но святыми становятся те, кто так не сделает, кто продолжает рвать свое сердце″.

Автор: Константин Корепанов
Оператор: Андрей Серафимович
Текстовая запись: Елена Плотникова

Вернуться к списку