Вернуться к списку

Только любовь назидает человека. Проповедь о. Константина Корепанова (8.12.2024)

НЕДЕЛЯ 24-я ПО ПЯТИДЕСЯТНИЦЕ
Проповедь священника Константина Корепанова на Божественной литургии в Свято-Троицком кафедральном соборе Екатеринбурга.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня в Евангельском чтении мы слышали историю исцеления одной сгорбленной женщины, – то ли у неё такая степень парализации была, то ли ещё какое-то спастическое заболевание, – интересно, что Господь сказал, что это сделал сатана. Не всегда это бывает по естественным физическим причинам, и мы, к сожалению, не можем в этом разобраться. Мы не видим, что́ у человека, почему с ним случилось то или другое. Но вот, в синагоге эта женщина подошла, желая исцеления, и Христос ее исцелил. Все взгляды в синагоге были устремлены на Христа, все ждали, что́ Он сделает. Ничего особенного Он не сделал, Он просто исцелил, – в общем-то Он даже не согрешил, – но почему-то книжники, фарисеи, начальник синагоги, далеко не все, – но некое особо продвинутое руководство синагоги сочло это нарушением закона о субботе. Хотя формально ничего Он не нарушил. Его, собственно, никто и не упрекает, упрекают её: зачем она пришла сюда исцеления искать в субботу. Но ведь пришла-то она в синагогу, не на рынок, не на базар, не в магазин, не на танцульки, не на рыбалку, – она пришла в синагогу, как и положено быть в ней правоверному иудею. Предполагается, что она не должна спрашивать исцеления, – но она подошла в надежде на исцеление. То же, опять-таки, движение внутри синагоги ничем совершенно не стеснено, то есть, не запрещено по синагоге перемещаться в субботу. Формально никакого нарушения закона о субботе нет. Но вообще-то, конечно, по больницам и по аптекам ходить в субботу запрещено, в соответствии с иудейским законом. Но она ведь и не в аптеку идет. То есть, движет этими людьми не ревность к закону, – движет этими людьми зависть, движет этими людьми негодование. К тому, что́ ими движет, мы еще вернёмся. Но вот, Христос исцеляет эту женщину и дальше упрекает обозлившихся, укоряющих ее фарисеев: А вы что сами делаете? Ну скажем сейчас, что вы делаете? Вы нарушаете закон о субботе. А вообще-то, говоря за пределами синагоги, вы тоже нарушаете закон о субботе. Вы же отвязываете своего осла или свою другую скотинку, отвязываете ее и ведете на водопой, хотя это прямо в субботы запрещено. Но вам жалко скотинку. Да может не столько и скотинку жалко, сколько вам противно слушать: мычит и мычит, мычит и мычит. Ну что мычать-то? Вот, как неловко жить под это мычание, хотя ее мычание призвано тебе напоминать, как трубный глас, – о том, что ты должен сегодня посвятить день Богу, и под этот трубный глас ты должен сегодня как-то собраться, мыслить или молиться Богу, выполняя день субботний, но только не отвязывая скотину. А ты отвязал её, привел, – зная прямо наверняка, что это нарушает субботу. Так что же вы делаете, лицемеры? Что же вы творите – сами субботу нарушаете, и почему же требуете, чтобы ее соблюдали другие? Сами субботу нарушаете, и почему же здесь, сейчас вы запретили сделать благодеяние этой скрюченной женщине, – что́ не запрещено делать в субботу. Так что же движет этими фарисеями?
Ну, конечно, где нам понять? Мы же все – кающиеся грешники, и те чувства, что испытывают фарисеи, нам ведь неведомы. Мы ведь знаем только свои грехи, о своих грехах и плачем. Никто никогда никого не укоряет, никто чужих грехов и ошибок не видит, – где же нам понять фарисейское это гнилое сердце? Это то, что сказал про них Христос: покрашенные гробы: с виду, вроде, благочестивые, а сердце ваше кишит червями. Вы же ненавидите всех. Да нет, как же ненавидим? Мы просто хотим, чтобы все вели себя правильно. Мы просто хотим, чтобы все были хорошими. Вот и смотрю по сторонам: а правильно ли ведет себя соседка, или начальник, или продавец в магазине, или вот сестра, – «Кто так свечи ставит? Ну что такое, в самом деле, вы не знаете, что так свечи ставят? Надо подождать, надо помолиться. Вот, молитовка написана,– прочитай, как свечи ставят. Что ты ткнула, её, будто пальцы в соль? Так нельзя делать!» Или: «Как ты проповедь слушаешь? Разве так слушают, да? Начала в сумке тут ковыряться, что ты там забыла? Слушать надо проповедь, стоять по стойке смирно». Или: «Как вы креститесь, разве можно так креститься? Крестная знамение накладывается аккуратно: сначала на голову, потом на живот, повыше груди, потом на одно, плечо на другое, а не каракули по воздуху рисуют!» Ну кто, ну кто так учит? Ну кто так делает?» –
Но надо же подойти и сделать замечание. А я же не со зла, я же для того, чтобы добро было, я ж, ну вот, – и что мне делать теперь?

А я же не со зла, я же для того, чтобы добро было, я ж, ну вот, – и что мне делать теперь? Вот, тупо учи, тупо учи, тупо учи, тупо учи, — ладно, попадется смиренная, не такая, как я, скажет: «Спасибо, благодарю, научили», – исправится, и прямо радость на душе, – но большинство-то ведь такие же фарисейки, как и я. Сразу: «А что ты учишь? Я ведь тоже могу поучить тебя!» И сразу – штыки, и сразу – обиды, и сразу ссоры, и сразу конфликт – в семье ли, в приходе, на работе, в магазине, в автобусе, – где угодно.
«Ты что такой злой сегодня?» А я – ничего, я просто православный. А православный – это тот, который спуску никому не даст, который со всех спросит: как правильно жить, как правильно деньги считать, как правильно детей учить, как правильно страной управлять, как правильно в армии воевать, как дороги строить надо. Мы всех научим, потому что мы православные, но знайте, что спуску никому не дадим!
Вот такая наша жизнь. А мы говорим, что мы не понимаем, почему фарисеи недовольны этой самой исцеленной, скрученной женщиной. Да мы бы все так же сделали, если бы посреди празднества нашего случилось что-то несообразное, если бы ход службы прервался и отвлеклось бы на что-то, на какую-то исповедь или беседу с кем-то в этом нуждающемся. Когда Иоанн Шанхайский служил, он мог остановиться с кадилом посреди храма и начать разговор с какой-нибудь женщиной, поговорить, выслушать, денежку дать. А что делают остальные? Остальные негодуют. Ну, они же православные, им положено. Ну что это батюшка начал тут вытворять? Надо же с кадилом-то скорее идти, надо же все как должно делать! Потом придешь и поговоришь с батюшкой, – не во время же службы!
И это все пронизывает нас, все. Поэтому мы никогда спуску другому человеку не даем. Мы всегда его учим, – начиная от пятилетнего ребенка, за то, что он сидит, нога на ногу, в храме, и заканчивая безвестной старушкой, за то, что она трясущимися руками свечкой попасть не может в лунку, и из-за этого очень долго ставит и тушит сначала свечку, потом лампадку, потом – все свечи вокруг, потом все лампадки, – но так и не может поставить, – «Тоже мне! Чего приперлась-то в церковь? Сидела бы дома, батюшку вызывала. Один бардак от тебя!»
Кругом — одна нелюбовь. Почему? Мы же – христиане, у нас в сердце должен быть Христос. А у нас нет Христа в сердце. У нас есть правильность в голове. Но правильность в голове – это и есть фарисейство. Знания надмевают и делают всякого знающего фарисеем, а любовь назидает и делает всякого христианином. Христос пришел умереть за нас; не судить, а умереть, чтобы этим неосуждением Своим научить нас любви, долготерпению ко всем, чтобы на всех хватило сил. Чтобы не забыли этого, у нас на груди – крестное знамение: смотри, что́ Он потерпел за твои грехи, и ни разу тебя не укорил. Так не укоряй же и ты другого, потерпи его, понеси его немощи, особенно если он ближний твой, жена твоя, или муж твой, или ребенок. Так что же ты его пилишь-то с утра до ночи? Ну как же тебе угодить-то, если у тебя любви в сердце нет? Будет суп соленый, – отругаешь, что не горячий; будет горячий и соленый – отругаешь, что «не в той тарелке». Будет в той тарелке, как надо – отругаешь, что не тот суп тебе налили: тебе сегодня врач прописал борщ, а она тебе щи сварила. Все равно все неправильно, если правильность – в голове, а любви в сердце – нет. Конечно, каждый скажет: так откуда же ей там взяться? Любви нет у меня, грешный я.
Нет, позволь! Ты крестился во имя Господа Иисуса Христа, и в тебе живет Бог, Который есть любовь. Ты причащаешься Тела и Крови Иисуса Христа, и в тебе живет Тот, Кто умер за весь мир. Значит, и за твоего мужа, и за твою жену. Что же ты сживаешь близкого своего со свету? Что же ты недоволен? Ты думаешь, это в нем беда или в ней беда? Нет, в твоем сердце нет любви. В твоем сердце не живет Христос. И если Он там не успеет родиться до твоей смерти, ты сгоришь во в огне собственной ненависти, который будет для тебя вечной мукой и вечным адом. Если здесь ты недовольна жизнью, ты никогда не будешь ею довольна. Только вечные муки станут совершенно твоим бытием без всякой отрады и утешения.
Научись видеть красоту человека. Научись видеть хорошее в нем, благодарить за это хорошее, благодарить Бога за то, что светит солнце, что еще есть у меня друзья, что есть еще человек, который меня любит, который меня терпит, который за меня молится, – благодарю тебя, Боже. Потому что если бы не этот человек, никому бы я не была нужна в этой жизни. Но есть еще люди, терпящие меня, обнимающие меня, молящиеся за меня, – благодарю тебя, Господи.
И тогда это состояние человека, благодарящего, любящего, милующего, при смерти обретет вечное измерение, и человек пойдет в жизнь вечную, наполненную этой любовью и этой милостью, и этой благодарностью за то, что так все удивительно сотворил Бог, и такая в Нем неизреченная любовь, что он никого не судит, милует и всегда долготерпит. Аминь″.

Вернуться к списку