#оКонстантинКорепанов
Сегодня, в день празднования Казанской иконе Божией Матери, в Свято-Троицком кафедральном соборе в Екатеринбурге состоялась Божественная литургия, которую возглавил митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Евгений.
Прямую трансляцию проводит православный телеканал «Союз»:
https://youtu.be/hMP7CWw9Kq8
Мы же представляем вашему вниманию фрагмент этой трансляции — проповедь иерея Константина Корепанова:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня – удивительный праздник, праздник церковно-государственный, потому что он по существу такой и есть: и праздник Церкви, и праздник народа, и праздник государства, потому что празднование сегодняшнего дня и той милости, которую явила нашей Церкви и нашему народу Пресвятая Богородица, — праздник этот коснулся всех сфер жизни нашего народа. Смутное время, которое длилось, как минимум, десять лет, — можно было бы посчитать и дольше, если брать со времён, предшествовавших семнадцатому веку, — Смутное время — это не просто ряд исторических событий, это — историческая катастрофа, которая провела водораздел, подписала приговор всей до этого бывшей истории нашего государства. Государственность рухнула. Те силы, на которые опиралось государство, рухнули. Осталась только Церковь и та здоровая часть народа, которая не захотела падать в эту пропасть лжи, обмана и предательства, отступления от клятвы, отступления от присяги, отступления от здравого смысла, отступления от веры. И эта здоровая часть народа и Церковь стали думать о том, как им объединиться. Вы представьте себе, что, на самом деле, происходило к 1610-му году: царя нет, князя нет, армии нет, столица захвачена интервентами-поляками; практически вся Москва сожжена, осталась только Кремлёвская часть, — а в ней сидят враги, которые оскверняют наши храмы, которые убивают нашего Патриарха, которые всё осквернили и своим нечестием, и тем, что они там делали, — дошли даже до того, что вырывали и поедали трупы. Надежды, казалось бы, — никакой; понадеялись, было, на союзников, было прислано несколько полков из Швеции, чтобы они помогли нам справиться, — стало только хуже. Нет, казалось бы, никакой надежды, и народ — в отчаянии; тот народ, который оставался в Москве, собрал Великое посольство и отправил это посольство с поклоном в Польшу, просить, чтобы польский королевич стал русским государем. Польский королевич отказался, на его место стал претендовать его отец, король Сигизмунд. У Великого посольства хватило мужества, — именно мужества и твёрдости, — чтобы на это не пойти.
И в этот момент, когда формально, по присяге русского народа, мы принадлежали королевичу Владиславу, — он наш король, — а фактически он им не является, потому что всего лишь не хочет быть этим королём, — возник маленький юридический, политический зазор, который дал продохнуть русскому народу, — и люди откликнулись на призыв Патриарха встать и что-то сделать.
Хорошо сказать: встать и что-то сделать! Ведь никто конкретно вставать не хочет. Даже если страна находится на краю гибели, кто хочет встать и что-то сделать? Ну, если дом горит, — понятно: надо что-то делать, надо тушить. Но, если дом горит у соседа, точнее, на краю деревни, — до нас ещё десять домов, — зачем мне вставать и тушить? Авось, как-нибудь само потухнет! А если горит вообще не в моей деревне, а за три деревни от меня, — зачем мне идти и что-то тушить? Так всегда воспринимал свою жизнь человек: моя хата с краю, своя рубашка ближе к телу. Это такое обыденное восприятие всякого человека.
И трудно людей поднять; и потому и рушится страна, что трудно поднять народ. Обычно это делает власть. Но если власти нет? Обычно это делает Церковь, — но и Патриарха нет! Каким образом поднять? Кто бросит этот глас, этот клич? Кто скажет слово, которое поднимет народ? И вот, послание Патриарха доходит до Нижнего Новгорода, — это, по тем меркам, очень далеко от Москвы, это — окраина Руси. Там читается это слово, — просто вышел священник, прочитал это слово, и — никакой реакции. Естественно, все выслушали; там же просто призыв, он ничего не значит. С амвона можно призывать ко многому, но люди послушали — и пошли дальше, в то, что им ближе к телу.
И тогда на паперть собора вышел простой русский человек, мещанин (что значит житель города) — да, не самый бедный в этом городе человек, — но и не из тех, кого мы привыкли называть олигархами, — просто труженик, но достаточно состоятельный. Козьма Минин вышел на паперть — не сюда, на амвон, — на паперть храма и сказал слово, и не просто слово вдохновенное. Он, предварительно посоветовавшись со своим окружением, принял решение собрать тридцать процентов дохода со всех, кто трудится над созданием ополчения.
Он сказал так, что люди откликнулись. Бог вложил в его сердце, как некогда, в сердце Гедеона, или Самуила, или Исайи, или Давида, слово, и это слово подняло народ…
Его предложение встретило отклик, и люди стали собираться, — сначала самые активные, те, которые просто не знали, что делать, но сердце у них кипело; потом — те, не очень активные, готовые поддержать любое начинание, — но не идти в первых рядах. Потом люди всё более и более включались в это дело, понимая, что эт не просто инициатива того или другого человека, и даже не инициатива Церкви, потому что в этом ополчении принимали участие не только русские люди, но и другие — те, кто жили на этой земле, и кому нужен был мир на этой земле, — и те, кому нужен был настоящий русский царь. Эти люди стали вовлекаться в движение, потому что они видели, что это волнует всех, что это — действительно народное движение, кем-то организованное движение народа. Люди пошли, медленно, но верно собирая ополчение, — в конце концов, дошли до Москвы, и в этот день, 4 ноября, они взяли Кремль, — и в честь этого события установлен сегодня праздник. С собой они взяли Казанскую икону Божией Матери, и перед ней молились, потому что понимали, что люди-то все простые, обыкновенные, это — прямом смысле ополчение, то есть, не профессиональные воины — не гусары, не уланы, не тяжёлая пехота, или пушкари — нет, это простые, обычные люди, в силу обстоятельств взявшие оружие, и готовые с этим оружием защищать свою страну и те ценности, которые они считали важными. Они шли и молились у иконы день и ночь — и военачальники, и простые воины, и казаки — все приходили и молились, потому что понимали, что профессиональной и очень сильной в то время армии поляков противостоять они не смогут. И Матерь Божия даровала победу — все так и воспринимали. Вы понимаете парадокс всякого церковного действия? Я воюю из последних сил, я сражаюсь до последней капли крови, я трачу все силы, и капли жизни я отдаю за то, чтобы победить, — но я знаю, что победа — не моя, победа — от Бога. Я мог бы так же истратить все силы, но толку бы не было, я бы ничего не достиг, только бы усеял землю трупами. Но если, в ходе моей жертвы, моей брани, крови, всё-таки получается так, что торжествуют наша армия, наш народ, наша Церковь, то явно, что эта победа — от Бога. Так и воспринимали это люди, и потому славили Божью Матерь, и поставили Ей храм в центре Москвы, на Красной площади, и всегда праздновали это, как день спасения России. По историческому существу, так оно и есть: до этого разъединённый народ объединился, и само это объединение есть действие благодати Божией, само есть чудо — чудо объединения разрозненных людей. Ибо народом людей делает общее дело, не только общая граница, не только законно избранный царь или президент, — а общее дело. Именно в общем деле мы вспоминаем, наконец-то, что мы единый народ. И когда мы готовы отречься от своего, пожертвовать своим, личным, и пойти, чтобы сделать что-то общее, — тогда мы утверждаем своё бытие, как бытие народа; тогда мы подлинно народ, а не собрание случайных граждан; мы — подлинно народ, потому что у нас есть то дело, которое нам дорого, за которое мы готовы отдать жизнь: сейчас возьмём оружие и пойдём. Если оно того стоит, то за это нужно отдавать жизнь. И совершенно не случайно русский народ, зная и помня эти события, всегда называл всю землю русскую уделом Божией Матери, находящимся под Её Покровом, ибо всякий раз, в минуту беды, и опасности, именно заступление Матери Божией защищало нас. Именно к Ней обращали мы свои взоры. И сегодня, когда очень трудно, и нас постигла та же судьба, — нет, ещё не разделение России, и не враги в Кремле, — а разделение народа. Если народ разделить, тогда можно делать, что хочешь. Что может объединить народ? Что может заставить обыкновенного обывателя забыть о своём комфорте и что-то отдать на общее дело? Мысль о том, что мы единый народ, — как её воскресить? И вот, обращая взоры к Матери Божией, обращаясь к Ней, как дети к матери, мы говорим: «Собери нас, как мать собирает детей в родной дом, как кокош птенцов своих кличет, когда налетает враг. Собери нас под кров Свой, Матерь Божия! Взгляни на народ Свой: как мы рассеяны и умалены! Смотри, как мы, народ Твой, все уставшие и заблудшие, снова притекаем под кров Твой. Защити, заступи, спаси, сохрани, помилуй!» И, когда мы будем взывать к Матери Божией, Она вложит в сердца мужчин сделать то, что должно, и в сердца женщин сделать то, что должно. И в сердца правителей — сделать то, что должно, — и снова объединится народ, и снова будет жизнь, и снова будет будущее. Но надо всегда помнить, не позволяя никаким лжам уловить в плен нашу мысль: всякая ценность — всякая ценность — требует, чтобы за неё стояли, чтобы её защищали, и чтобы за неё умирали. Иначе это — никакая не ценность. За веру, за Отечество, за народ всегда стояли русские люди. И дай Бог, под Покровом Пресвятой Богородицы, будут стоять и впредь. Аминь
Текстовая запись сделана Еленой Плотниковой.
