НЕДЕЛЯ 14-я ПО ПЯТИДЕСЯТНИЦЕ
Принимать всё, как знак Его любви.
Проповедь священника Константина Корепанова на Божественной литургии в Свято-Троицком кафедральном соборе Екатеринбурга.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Мы слышим довольно часто в Евангельском чтении слова Христа: “Возьмите иго Моё на себя” и “Научитесь от меня, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим, ибо иго Моё благо, и бремя Моё легко есть.” Мы слышим также и слова Христа, которые читались сегодня, слова: “Кто хочет быть Моим учеником, возьми крест и следуй за мной”. И мы всегда, поскольку видим, точнее говоря, – должны видеть перед собой распятого Господа, – сразу съеживаемся, потому что крест нести – это трудно, это скорбь, страдания, муки; все, это необходимо нам для нашего спасения, сокрушения нашей гордыни, для нашего смирения и так далее. Обычно мы никак не соотносим разные эти высказывания Христа о том, что бремя Его легко, и Его слова о кресте, которые нам видятся очень тяжелыми. И поскольку Евангелия мы не читаем, в лучшем случае – “вычитываем”, а распятого Христа видим перед собой постоянно, куда бы ни упал наш взгляд, – то, естественно, мы подразумеваем всю христианскую жизнь, как череду непрестанных мучений, скорбей, страданий, боли. И нам представляется, что это несомненно так, что так оно и должно быть, и что это, собственно, и делает нас христианами. И вот, мы мучаемся, – ну а куда деваться? Мы христиане все-таки, приходится мучиться, терпеть, страдать, – авось, Господь, увидя, как я мучаюсь, в конце концов, меня спасет. Хотя сегодняшнее Апостольское чтение, – ну, если бы мы его читали, или хотя бы слышали, – говорит о том, что нет, у меня ничего не выйдет, при таком отношении не получится. Некогда хороший советский поэт сочинил слова песни, которую ещё пел Александр Малинин: “Не крест, – бескрестье мы несём, а как сгибаемся убого!” Мы, на самом деле, не несем никакого креста, да и не несли никогда. Мы несем обычный удел человеческой жизни.
А что, человек неверующий разве счастлив? Он что, не болеет? не умирает от рака, не хоронит сыновей, дочерей, мужей и жен? Что, – человек неверующий не знает, что́ такое разорение, пожар, потоп, наводнение, – не знает, что́ такое нищета и голод? Разве это только на христиан такое выпадает? Разве только христиане голодают, только христиане страдают от разных скорбей, только у нас плохо? Нет, все страдают, все – точно так же, как и мы. И все точно так же, как и мы, сгибаются, потому что тяжела жизнь человеческая, – это ведь не райские кущи, это юдоль плача. Мы все сюда одинаково сосланы, все одинаково изгнаны, все пребывают под одним бременем человеческой жизни. Это не крест, это просто страдания человека на этой земле, общие для всех, верующих или неверующих, праведных или грешных, хороших или плохих, благочестивых или нечестивых, есть в них что-нибудь от Христа, или нет. Это – общее всем страдание, всеми переживаемое, всем предписанное, и никто из него изъят не бывает, – независимо от того, миллионы у тебя в кармане, или нет в кармане ни полушки. Всё равно, страдают все, хоронят все, болеют все, умирают все. И поэтому это еще не крест. Крестом он сделается только тогда, когда мы примем всю эту человеческую жизнь, как посылаемую нам Богом.
Ну да, собственно, мы так же ее и принимаем, – как посылаемую нам Богом, и терпим, как посылаемую Богом, – так и все терпят, – говорят ли они о том, что это послал Бог, судьба или карма такая, или Всевышний, или Аллах, или еще какое-нибудь имя Божье называет, – люди же, по преимуществу, религиозны. Ну, атеисты говорят: “Судьба такая, ничего не сделаешь.” Это ничего не значит. Само по себе исповедание того, что страдания ниспосланы свыше, не делают этого крестом. Но когда мы понимаем, что все нехорошее, как и хорошее происходящее в моей жизни, это то, что́ посылается мне любящим Богом, щедрым Богом, милующим Богом, что это – не наказание, что это не страдание, а это – Его рука прикасается сегодня к моим язвам, как рука хирурга, которая берёт скальпель для того, чтобы сделать мне хорошо, а не для того, чтобы меня зарезать. Ведь мы же доверяем себя хирургам, потому что боль, которую мы терпим, невыносима, – и он, ловко орудуя своим скальпелем, склонясь над телом, залитым кровью, проводит операцию, которая возвращает меня к жизни, которая помогает мне дышать, жить, любить, радоваться, качать на руках детей и внуков, наслаждаться остатками этой жизни, – благодаря тому, что хороший врач сделал мне больно или что-то отрезал, или еще что-то делал, когда я страдал. И мы ведь не проклинаем врачей, не считаем, что это му́ка – лежать на столе хирурга, – мы рвёмся туда, когда боль, которую мы терпим, действительно, невыносима…
Когда смерть дышит нам в затылок, мы говорим: “Возьмите меня на операцию, пожалуйста. Я деньги заплачу, все продам, заплачу́, только прооперируйте, пожалуйста, сделайте так, чтобы я еще прожил немного!” И когда мы очнёмся от наркоза, мы радуемся, благодарим, руки целуем этому врачу, который, вообще-то, сделал нам больно. И наше сердце не смущается, наше сердце ликует и думает только, как бы отблагодарить такого врача, который сделал нам больно. Но когда это же самое делает Бог с еще большей любовью, с еще большей мудростью, с еще большей заботой, мы негодуем, возмущаемся. Ну да, в конце добавляем: ну что же, надо этот крест терпеть! Хотя, на самом деле, никакой любви к Богу, делающему нам сегодня больно, у нас нет. Мы в хирурге любовь чувствуем, а в Боге, распятом за нас на Кресте, – нет. Мы во враче, который прописывает нам горькие лекарства, заботу ощущаем, – а в Боге, Который с трепетом дает нам горькое питье для того, чтобы нам было хорошо, этого не видим. Так верующие ли мы тогда в медицину, или в Бога? Во врачей мы верим, даже если врач пропишет нам какое-то совершенно ядовитое вещество, которое убьет нас через год, – а Богу, распятому за нас на Кресте, верить не хотим. Врача, который, может быть, ради выгоды всего лишь режет нас ножом, и все-таки даёт нам здоровье, мы готовы благодарить, а Бога, Который висел за нас на Кресте, Бога благодарить мы не хотим. Поэтому мы несём не крест, а бескрестье. Мы мучаемся, но, если бы мы поверили, что каждое посылаемое нам событие, каждый входящий в нашу жизнь человек, каждая неприятность, которая с нами случается, есть действие любящего, милующего Бога, есть производное Его любви и заботы для того, чтобы нам было хорошо, и если бы мы благодарили, и целовали бы те Руки, которые несут нам такие обстоятельства, если бы поверили, что ничего в нашей жизни, кроме любви, нет, – тогда бы действительно, переживаемые нами трудные обстоятельства созидали бы нашу душу, изливали бы на неё благодать. И мы, даже умирая, как Евфимия Всехвальная, в муках, благословляли бы Господа, – а она, прославляемая и Богом, и людьми, цвела, как мощи ее животворящие, ныне, к сожалению, утерянные. Она действительно была величайшей святой, необыкновенной, – так что её муки, её страдания не сокрушили ни её души, ни даже её тела. Но люди, видящие её страдания, – массы, как бы сегодня сказали, толпы, – обращались ко Христу, потому что хотели прикоснуться к этому чуду. Как же так, – тебе плохо, а ты цветёшь? Тебя убивают, а ты благословляешь? Тебе делают больно, – а ты улыбаешься, потому что то, что изливается внутрь твоего сердца, превосходит все человеческие радости, все человеческие восторги. Жизнь, Богообщение, встреча со Христом, изливается, – и ты переживаешь воскрешение уже здесь, в этой жизни. Ты живёшь в этом воскресении, понимая, что смерти нет, и ничего нет, кроме Бога, Который Кровью Своей искупил нас, Который пострадал за нас, чтобы наши страдания стали животворящими, наши скорби были созидающими, чтобы наша боль не угнетала нас, а приносила бы нам благодать Святого Духа. Аминь
Видеозапись сделана 29 сентября во время Божественной литургии в Свято-Троицком кафедральном соборе г. Екатеринбурга.
Автор: Константин Корепанов
Оператор: Сергей Комаров
Текстовая запись: Елена Плотникова
Вернуться к списку