29 января 2024 года. Беседа священника Константина Корепанова в Храме на Крови г. Екатеринбурга.
Вопрос: «Послание апостола Павла к Коринфянам, глава 11, стихи 27-29. Что значит: “Есть тело Господне, недостойно, в осуждении себе?”. Поэтому-то прихожане долго и не причащаются, стараются достойно прожить перед Причастием и причащаются раз в месяц. И на Евхаристии большая часть народа стоит, не причащаясь, потому что бояться Причастия в осуждение!»
Относительно недавно, в этом году, как раз таки по поводу отрывка из послания Коринфянам, записывал в Успенском храме полный ответ на этот вопрос. Там развернутое рассуждение на эту тему.
Каждый человек, по мысли апостола Павла, призван решать это сам: стоять ему или причащаться. Никто не может заставить человека причаститься или запретить ему, если он этого желает. У нас есть некая, наверное, советская модель, где мы хотим единообразия, хотим, чтобы все поступали одинаково. А такой важный вопрос как причащение, апостол Павел дает на суд каждого конкретного человека. Подчеркивается, что каждый должен сам испытывать себя, рассуждая о том, можно ему причащаться или нет, будет это во спасение или нет. И если люди стоят и боятся причаститься в осуждение, что в этом плохого? Тем более, что стоят они не пять лет, а всего лишь месяц и через месяц причащаются.
Я застал еще такую практику, дошедшую из прежних эпох, когда люди причащались редко. Но готовились очень ревностно к тому, чтобы причаститься. Это не очень хорошо в том смысле, что люди вольно или невольно впадают в фарисейство. Они ведь причащаются с сознанием того, что они хорошо подготовились. А это плохое чувство. Но, по крайней мере, они готовятся, они настраиваются, они хотя бы ради причащения отстраняются от всего того, что является недостойным христианина. Это называлось словом «говеть». Люди говели, и это очень часто носило формальный характер, но говение показывало хоть какое-то отчуждение человека от обычной мирской жизни. Хотя бы демонстрировало понимание того, что христианин не должен вести обычную мирскую жизнь. Сам Христос об этом говорит немало, и апостол Павел об этом пишет много. Что мы не должны жить так же, как живут все мирские люди. Мы как-то должны отличаться от них.
А в наше время появилась другая крайность. Люди не готовятся к причащению вообще. Никак. То есть, они живут всю неделю как обычные люди. Смотрят телевизор, хохочут, ссорятся. Порой дерутся. Обзывают, осуждают, презирают людей. Прогуливают, не делают, лукавят, лгут. То есть живут полностью, как все люди, а в воскресенье приходят причащаться, даже не осуждая себя, то есть просто констатируя какие-то свои грехи. И в результате они причащаются совсем без подготовки. Они даже не пытаются напомнить себе о том, что христианин должен жить иначе.
Получается, что раньше человек хотя бы формально понимал, что он должен жить иначе, но старался так жить всего лишь несколько недель в году. А нынешний человек вообще не считает нужным жить иначе. Он причащается просто потому, что так надо, так заведено или так привычно. Оба этих состояния плохи.
Человек должен, как призывает его к этому апостол Павел, судить себя. Судить. И суждение над собой и предполагает правильное отношение к Причастию. Если человек себя не судит, то всё его мнение о Причастии будет неверным. Когда ты судишь себя, то ты становишься в правильное отношение к Господу, которому ты хочешь причаститься. И когда ты судишь себя, не возникает тех вопросов, которые здесь человека мучают: достойно или недостойно. Судящий себя не задается этим вопросом, потому что всякий человек причащается во Христе милости Божьей. Не то, что надлежит ему по достоинству, а то, что дает Господь ему из милости. У такого человека нет сомнений в том, что он недостойно причащается. Но он причащается не в осуждении себе, потому что он уже осудил себя. И Причастие его не осуждает. Раз он сам себя осудил и сам себя провел через суд, то Причастие является для него утешением и бальзамом на его раны, объятиями любящего его Бога. Человек знает, что недостоин. Как в одной из молитв: «Яко несмь достоин, ниже доволен, да под кров внидеши храма души моея». И там несколько раз повторяется это слово. Для недостойного человека, осудившего себя, нет сомнений в том, что он причащается недостойно.
А кто может причаститься достойно? Никто. Дело-то не в том, причащаемся мы достойно или недостойно. А дело в том, что мы причащаемся в осуждении себе или не в осуждение себе. То есть никто не причащается достойно, никто не достоин этой величайшей святыни. Это всегда милость Божья к любому, будь то Василий Великий, Серафим Саровский или последний современный грешник. Каждый получает благодать Христа в причащении из его великой милости, из его великой щедрости и любви. И каждый повторяет эту молитву уже много-много столетий. Человек перед причащением говорит: «Я от грешников первый!». И должен говорить это искренне, а это возможно только тогда, когда человек себя уже осудил. Он правда так чувствует и поэтому часто причащается со слезами на глазах, потому что он понимает, что он очень нехороший человек. Он не любит своего Бога и не исполняет его заповеди. Но ему очень нужна сегодня эта жизнь, эта благодать и прощение, и очищение его грехов этой кровью, которой он причащается. Но если он не будет себя судить, если он будет просто причащаться без суда над собой, тогда Бог будет его судить.
И апостол Павел об этом говорит, что из-за того, что Бог судит нас вместо нас самих, тогда и получается, что многие болеют, многие страдают, многие скорбят, многие умирают. Вот это страшно. Страшно, как говорит тот же апостол Павел в послании к Евреям, страшно впасть в руки живого Бога. Страшно дерзко приступить. Страшно, не судя самого себя, без смирения, без сокрушения сердца, приступить к величайшей святыне. Вот что страшно. И то, что люди боятся и приступают, скажем, как-то с рассуждением и не очень часто, я не вижу в этом ничего плохого, потому что человек должен бояться Бога. Мы просто привыкли жить бесстрашно. А начало премудрости — страх Господень, благоговение пред Богом, трепет перед Богом. «Работайте Богу со страхом и радуйтесь Ему с трепетом». Это же не дедушка бородатый на небесах! Это не какой-нибудь старик Хоттабыч, который нужен только для того, чтобы исполнять наши желания. Бог же ведь и разгневаться может.
Вот эти вещи мы должны уравновешивать в своем сознании, понимая, что мы приступили к живому Богу. И если мы не готовы, не хотим, не собираемся исполнять Его заповеди, а приступаем к Нему дерзко, то мы можем быть обличены и наказаны. Это и происходит со многими людьми после причащения. Бог вразумляет, Бог обличает, Бог показывает человеку, призывает его к покаянию, обличает его грехи, они становятся очень явными. Многие люди в день причащения срываются в какие-то страсти, в грехи, в гордыню, в осуждение, в гнев. Хотя этого не должно быть после причащения. Это свидетельство того, что человек причастился в осуждение. В том смысле, что Бог его судит за то, что он приступил не так, как должен был приступить к святому причащению. И надо быть внимательным, чтобы размышлять об этом, видеть это, смиряться, видя, что Бог нас обличает. Каяться перед Ним, плакать и более искренне, более глубоко судить себя за то, что мы живем не так, как должны быть.
Вот в чем беда! Все бедствие мира и нашего времени в том, что мы часто страдаем окамененным нечувствием. Мы не чувствуем Бога, мы не чувствуем Его никак, мы живем в Церкви формально. Нам сказали причащаться каждую неделю – мы причащаемся каждую неделю. Сказали кому-то, про людей, о которых здесь пишут записки, что надо причащаться каждый месяц – они и причащаются каждый месяц. Сменится у нас набор основных спикеров Русской Православной Церкви и примут соборное решение, что причащаться надо 5 раз в год – люди будут причащаться 5 раз в год. Сказали нам, что надо ходить в храм – мы ходим в храм. Сказали, что не надо ходить в храм – мы не будем ходить в храм. Сказали, что надо вот это делать, мы это делаем. Нам что скажут, то и будем делать. Это формализм, когда мы просто делаем то, что нам скажут. Мы не переживаем, не живем Богом, мы не ощущаем Его, не дышим им, мы не чувствуем Его. Мы не чувствует ни собственных грехов, ни собственной неправды.
Если по-взрослому: если человек осудил другого человека, он автоматически тут же осуждается Богом. То есть Бог выносит ему свой приговор. Представьте себе, вы приезжаете домой сегодня из Храма на Крови, подходите к почтовому ящику, а там у вас повестка в суд по обвинению в уголовном деле. Как вы будете себя ощущать? Никто не отреагирует радостно: «А, подумаешь, записка пришла, пойду дальше сериал смотреть!». Никто так не сделает. Хотя все вы честные люди, у всех совесть в порядке, но, как бы она ни была в порядке, вам же станет страшно? «А вдруг что-то, я и сама не знаю, кто-то клевету навел, и что теперь делать? Куда бежать-то, на кого надеяться? В суд вызывают по уголовке!». Страшно будет? Это вы чувствуете, хотя пришла всего лишь записулька, которая ничего не значит. Это шутник перед увольнением из суда решил всем гражданам города Екатеринбурга слать такие повестки в суд: «А пусть помучаются!». Но она ничего не значит, и через пару дней вы поймете, что всё это липа, и перестанете бояться. Бумажка есть бумажка.
А вот когда мы осудили человека, суд Божий обрушивается на нас во всей его полноте и суровости. Мы слышим его железный приговор ко всем нашим слабостям, немощам, страстям и грехам. Как это можно не почувствовать? Всё, мы в суде, мы приговорены к аду на веки вечные, пока не покаемся в собственном осуждении. Вы чувствуете это? Вот это и есть нечувствие. Мы подписали себе смертный приговор, Бог от нас отвернулся, а мы не чувствуем. Никак, ничего вообще. Мы причастились себе в осуждение, это очевидно.
Например, человек пришел вечером воскресного дня и разнес полквартиры в бешенстве от того, что жена приготовила ему не очень вкусный суп. «Да что такое, сколько можно терпеть, я уже 15 лет ем твои помои! Вот и разнес полквартиры!». Ему говорит батюшка: «Так ты, наверное, в осуждение причастился себе». «Да никакого осуждения нет! Просто устал я терпеть, достало меня это всё! Вот я и высказал, из меня правда прёт Божья!». Он не чувствует, что он мертвый совершенно, мертвее, чем кусок базальта. У него всё умерло, он мертвый, он даже не чувствует собственного греха, не чувствует, что он разрушил семью, что дальше они жить вместе не смогут. И после этого он приходит и говорит: «Батюшка, я тут покричал немножко и хочу причаститься завтра, потому что день моего любимого святого». И причащаются себе спокойно. Вот это нечувствие поразило всех. И это самая главная болезнь и нашего времени, и многих-многих предыдущих времен, что мы не чувствуем Бога.
Вот слова, которыми молятся перед Причастием, Симеона Нового Богослова: «Ты радование мое, дыхание мое, Жизнь моя!». Попробуйте лишить нас кислорода – мы сразу поймем, что его нет. А вот Христа мы не чувствуем. У нас его нет, а мы не чувствуем, живем себе спокойно, как будто так и надо.
А единственный способ для того, чтобы исцелиться от этого нечувствия, это и есть суд над собой. Когда ты сдираешь покров формальности, покров самоуверенности, покров самооправдания с собственного сердца. Когда ты бьешь себя правдивыми словами: «Ты никого не любишь, ты завистливый, ты лицемерный, ты ничего не делаешь, ты лентяй!». И, как говорят Святые, побивая свою совесть, ты приводишь себя в чувство. Когда человек в обморок упал, его по щекам бьют в надежде, что он придет в себя. Или дают что-нибудь едкое понюхать. Но надо человека привести в чувство. Вот так человек побивает свою совесть, бьет свое сердце для того, чтобы очнуться. «Восстань, спящий! И воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос», – говорит апостол Павел.
Проснуться надо, проснуться. А когда проснемся и начинаем понимать, что-то чувствовать из собственных грехов, над чем-то начинаем плакать и рыдать. Хоть кого-то из людей нам становится жалко, не потому что у него рука болит, потому что ее отсекли, а потому что он в грехах гибнет и нам жалко его. Когда это чувство просыпается, его нужно беречь, потому что наше сердце оживает, сердца коснулась благодать Святаго Духа, животворя его. Потому мы называем Его – Дух Животворящий.
Нас коснулась благодать Святаго Духа, и мы начинаем беречь этот огонек, раздувать его. Не тем, что нарушаем заповеди, а тем, что, наоборот, продолжая побивать свою совесть, обличая самого себя без всякого оправдания, судя себя на исповеди. Мы стараемся что-то сделать из того, что велит нам Христос. За кого-то помолиться, кому-то помочь, кого-то пожалеть, с кем-то помолиться.
Но важно именно это оживление человека, приведение его в чувство. И тогда мы поймем, что такое причащение и что мы должны чувствовать, когда причащаемся. И когда мы этого не чувствуем, тогда что-то не так происходит с нами.
Люди думают, что причащение как-то связано с восхищением, восторгом, радостью, что если мы испытываем эти чувства, тогда мы точно правильно причастились. Нет. Конечно, иногда у очень простых или святых людей причащение может вызывать радость. Может. Но чаще всего причащение вызывает решимость.
Мы же причащаемся Богу, желая иметь решимость исполнять Его заповеди. То есть, когда мы не могли терпеть своего мужа, у нас появляется решимость его терпеть. Когда мы не могли спокойно смотреть за своего ребенка, сидящего за компьютером, у нас появляется решимость терпеливо это воспринимать, с молитвой и кротостью. В этом нет никакой радости. Потому что мы причащаемся Христу, который зовет нас с собою на крест: «Возьми крест свой и следуй за мной». И мы берем этот крест и следуем за Христом, принимая в этот крест всех людей. Наших близких, которые нас обычным образом достают. И поэтому после причащения нормальное состояние – когда мы наполнены решимостью больше не осуждать и не ругаться. И у нас получается это после причащения, пусть только три дня. А через три дня решимость заканчивается. Значит, мало причащаемся, значит, можно причащаться два раза в неделю. Но это возможно только с безоправдательным судом над собой.
«Я должна терпеливо переносить, а не могу! Мне хватает только на три дня. Господи, подай мне еще силы на остальные три дня, чтобы я могла терпеливо переносить укоризны или немощи других!». Вот как определяется причащение. Не вдохновенные какие-то молитвы. Не восторг от того, что мы увидели голубя или Бога на небесах, а от того, что мы можем наконец-то исполнить заповедь Божью. Молиться за обижающих или носить тяготы друг друга. У нас появляется к этому решимость. Это значит, мы действительно прикоснулись к Благодати. Раньше не могли, а теперь можем. Раньше не получалось, а теперь получается. Раньше не чувствовали своих грехов, а теперь чувствуем. Вот это, когда мы оживаем. Когда мы начинаем чувствовать свои грехи, боль близкого и Бога, любящего нас, тогда действительно мы можем сказать, что мы ожили во Христе. И тогда мера нашего причащения легко нами регулируется, потому что мы начинаем хоть что-то чувствовать. И когда мы причащаемся и видим, что в нас эти чувства становятся полнее и больше, значит, мы правильно делаем. Если видим, что жизнь в нас замирает, то значит делаем что-то неправильно.
Вот сегодня ночью написал один человек письмо очень пронзительное. Давно ничего подобного не читал. Там нет грехов, там ситуация. Человек не описывает свою жизнь. Наверное, она была очень тяжелая. Но по какой-то причине сейчас она инвалид. Причем не старый человек, но инвалид. И вот она живет в доме инвалидов, и все хорошо. Она читает духовные книги, она молится, у нее мир, у нее радость, хотя она инвалид и совершенно одинокий человек в свои 40 с небольшим лет. А она наполнена миром, радостью и молитвой. Она делится хорошими книгами со своими родственниками, кто-то вместе с ней лежит, они тоже либо инвалиды, либо просто пожилые люди. Она делится, с ними читает, у нее жизнь. По какой-то причине, неважно сейчас, по какой, она решила, что ей в этом интернате плохо и ей надо уехать оттуда. Уехать. Потому что там что-то не так. И она где-то находит квартиру и уезжает из интерната в квартиру. И внутреннее состояние сразу меняется. Молитва уходит, читать не хочется. Появляется тревога, страх, мысли о самоубийстве. Постоянно какая-то озлобленная настороженность или настороженная озлобленность против всего. То есть человек явным образом ушел в сторону.
Когда мы идем с Богом и исполняем Его волю, когда живем так, как Он от нас ожидает, то мир, смирение, терпение, ровное отношение к людям и молитва получаются. Все это свидетельствует нам о том, что мы исполняем волю Божию, мы находимся в нужном месте, в котором нам повелел быть Бог. Если нас посещают раздражение, злоба, порой ненависть или отчаяние, уныние, вплоть до депрессивной мысли о повешеньи, значит, мы делаем что-то не то. Мы ушли с правильного места в неправильное. Из правильного состояния в неправильное. Мы ушли из места Божьего в место другое, там болото какое-то. Шли по дороге, ведущей к Богу, свернули в сторону и попали в болото и начинаем тонуть. Запутались в колючем кустарнике, все исколоты, раздражены.
Раньше, когда я еще общался в «Вконтакте», там был очень удивительный мужчина, очень горячий, очень непримиримый. У него было правило: он причащался два раза в неделю. Он причащался не потому, что так надо, а потому что сил сохранять себя в мире с Богом ему хватало только на три дня. И хотя, с моей точки зрения (из моего опыта и из опыта тех отцов, которых я читаю), так не надо делать. Но за него я был спокоен, потому что это живой человек, он чувствовал, что из-за своих страстей он теряет связь с Богом. И он восстанавливал, но восстанавливал не тем, что только причащался. А тем, что у него каждая исповедь превращалась просто в беспощаднейший суд над собой. Он раздирал сердце на каждой исповеди, он рвал его перед священником, рвал его передо мной. Он никогда не оправдывал себя, никогда в жизни. И потому он не просто причащался: «Ну приду, причащусь, легче станет». Как таблетку выпить, потому что обезболивающее перестало действовать. Нет, для него Причастие было очень органично связано с исповедью и с покаянием перед исповедью. Это покаяние было необыкновенным, он никогда себя не жалел. Он знал, что без Христа он умрет. Поэтому для него быть и сохранить свою связь со Христом было делом жизни, и он за эту жизнь дрался, как волк, как солдат с последним патроном. Но он дрался за эту жизнь каждые три дня, чтобы только не потерять эту связь. Да, это страстно, да, это какой-то очень необычный путь, но это путь живого человека. Живого, который действительно знает Бога и дорожит связью с Ним. И чувствует, когда эта связь теряется, и готов за нее биться до последнего.
Записала Мария Ярошенко
