Неделя 17-я по Пятидесятнице.
Проповедь священника Константина Корепанова.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сегодня мы слышали слова Господа нашего Иисуса Христа: «Кто хочет быть Моим учеником, отвергнись себя, возьми крест свой и следуй за Мной.» Мы, в общем-то, привыкли к такому выражению христианского свидетельства, христианской жизни, и каждый из нас, в общем-то, слышал, что нужно нести свой крест. Но дальше евангелист говорит, ещё более категорично заявляет: «Кто душу свою хочет спасти, тот погубит её; а кто душу свою погубит ради Меня и Евангелия, тот спасёт её.» Это совершенно непонятные для обычного христианского сознания слова. Совершенно не так представляем мы себе жизнь: каждый из нас пришёл в Церковь, и, насколько он сознаёт христианское учение, христианскую жизнь, – он понимает, что пришёл сюда спасать свою душу. Конечно, и каждый человек и во времена Христа, и в дохристианские времена думал о том, чтобы спасти свою душу. Что мешает человеку спасать свою душу? Насколько каждый понимает, что́ является самым главным препятствием для спасения души? Вот, всеми своими силами, или хоть немножко, человек хочет спасти свою душу, – что ему нужно делать? Каждый, естественно, понимает: надо делать то, что приводит к спасению; надо делать либо добрые дела, либо надо молиться Богу и отказываться от всего, что есть в этом мире, потому что всё есть грех, – и, чем меньше будет греха и чем больше будет молитв, тем больше будет у меня шансов спастись. Любой человек, независимо от его христианского сознания, так себе всё и представляет – просто кто-то делает акцент на добрых делах, а кто-то делает акцент на молитве. Но, так или иначе, он понимает спасение души совершенно в отрыве от ближайшего своего окружения.
“Добрые дела нужно делать“, – думает человек, – и идёт спасать больных, немощных, кормить голодных, и ему совершенно не важно, что́ чувствуют при этом его домочадцы, соседи, близкие, родители. Ему это не важно: он зарабатывает себе некие «спасательные дивиденды» за то, что он делает доброе дело. На самом деле, очень приятно делать добрые дела. Накормить человека или дать ему денег, в общем-то, очень приятно, особенно, если этот человек скажет тебе «спасибо», посмотрит на тебя с благодарностью – и ты понимаешь: ну, вообще, жить можно, жизнь удалась, – потому что ты чувствуешь, что ты нужен этому человеку.
Совсем другое дело, если за добрые дела тебя будут ненавидеть и презирать. Если тот человек, которого ты кормишь, будет кусать твою руку, если человек, которому ты перевязываешь раны, ругает тебя на чём свет стоит, проклинает всё на свете – и тебя в первую очередь, – тогда подходить к этому человеку, возвращаться к нему совсем не хочется, потому что никаких дивидендов мне это не даёт.
Так же и с молитвой. Очень здо́рово молиться человеку, который понимает молитвенное делание, который вкусил радость и благодать от молитвы – это да; но отрываться от неё совсем не хочется ради того, чтобы помочь другому человеку: каждый ближний мой мешает мне на пути спасения. Как бы я ни собирался спасать свою душу, первый враг мой на пути к этому – мой ближний, он мне мешает: мешает читать Священное Писание, мешает думать, мешает сосредоточиться, мешает молиться, мешает делать добрые дела так, как я их понимаю; – он всегда мешает. Поэтому, на самом деле, как бы мы ни понимали спасение, ближний здесь будет лишним, от него надо уйти. От него надо спрятаться, от него надо отказаться, надо где-то найти место, чтобы уединиться, – или найти единомышленников, которые во всём со мной согласны. А грешник, обыкновенный человек-грешник – обуза.
Вот, человек молится, – и приходит к нему неважно, кто: жена, напомаженная, надушенная, час просидевшая за своим косметическим столиком, или ребёнок, оторвавшийся от своего треклятого компьютера, – и просит о чём-то; просит, естественно, о чём-то совершенно бездуховном, совершенно не по Писанию, совершенно не того, что́ я бы ждал от него, совершенно не того, о чём я только что молился. И мы, конечно, смутились; мы, конечно, не хотим исполнять его просьбу: нам надо оставить этот горний воздух молитвы и повернуться лицом к этому грешнику, который пришёл ко мне. Я испытываю муку и пытку в своём сердце: «Опять ты припёрся! Что тебе не сидится у твоего компьютера? Что ты мешаешь мне, что ты лезешь? Дай хоть немножко помолиться, хоть немножко почитать, хоть немножко побыть здесь! Я выйду из кельи, и тогда уделю тебе время, расскажу тебе, что́ я, на самом деле, о тебе думаю, и что́ о тебе думает твой Бог!» Но надо повернуться сейчас, явить человеку лицо своё улыбающееся, радостное, ибо человек человеку – радость.
Надо выслушать человека и отдать ему кусочек своей жизни, своего времени, своего сердца: отдать, поделиться тем, чем я сегодня, сейчас напитался в этой самой молитве, не тяготясь, не обременяясь им, – а с радостью отдавая своё сердце. И, когда я это делаю, я чувствую, что то, что́ я сейчас здесь наработал, то, что́ я сейчас здесь получил, намолил себе, – я всё это отдал ему, а сам остался пустой, мёртвый, высосанный, обессиленный, немощный, – и снова нужно начинать молиться. Я всё ему отдал, – а он снова пошёл к своему компьютеру, или к своему шопингу, или к своему телевизору, или к своим друзьям в ночной клуб – куда угодно, но снова пошёл грешить. Он высосал меня всего, а сам пошёл грешить. И мысль закрадывается в сознание: зачем он вообще нужен? Зачем он взялся на мою голову, этот никчёмный сын? – этот пьющий муж? – эта взбалмошная жена? – этот глупый сосед? – этот неверующий друг, или ещё кто-то? – как они все меня достали! Вот бы найти людей, которые только бы молились и говорили о чём-нибудь духовном и Божественном!
И человек не понимает, что в этот момент в нём умирает Христос, – умирает, высыхает жизнь. Он для того и питается Богом, чтобы созидать сердца других людей: ибо так возлюбил Бог мир…
Кого это?
– МИР!
…что Сына Своего отдал, чтобы Он умер на Кресте; чтобы Сын, оставив чертоги Божественной жизни, спустился сюда, к нам.
К нам – к КОМУ?
К грешникам, к пьяницам, к прелюбодеям, к развратникам, к лжецам, к трусам, к подлецам и негодяям, – чтобы, если возможно, спасти их всех.
Ему там, на Небе, хорошо было, Он ни в чём не нуждался. Он пришёл, чтобы спасти грешников – всех нас, какие мы есть, особенно с нашей невообразимой гордыней, – пришёл к нам.
Если мы христиане, то мы должны поступать так, как Он в этом мире, – то есть, повернуть своё лицо к грешнику, – не для того, чтобы его накормить, не для того, чтобы его напоить, не для того, чтобы ему раны перевязать, – это может сделать и неверующий человек, – а для того, чтобы явить ему лик нашего Бога, в любви и кротости склонённого над каждым грешником, над каждым человеком; простирающего руку каждому человеку. Если мы не можем этого делать, мы ещё не христиане, и Христос ещё в нас не родился, в нас Он не живёт, и нам нужно об этом плакать, потому что Жизнь вечная проходит мимо нас, – мы можем не войти в райские врата.
Если же мы познали любовь Христову, то познали только затем, чтобы являть её всякому грешнику, всякому согрешающему человеку, – благодарный он, или неблагодарный; сильно он грешен, или несильно; пьяница он, или блудник; неверующий он, или, наоборот, сильно большой умник, — какая разница? Любой человек в этом мире нуждается только в одном: встретить на своём пути Христа и познать Его любовь, явленную именно ему, – именно этому человеку. Если он не познает эту любовь, не вместит её в своё сердце, – то всё напрасно, потому что ни добрые дела, ни молитва, ни пост, ни храм спасти человека не могут: спасает его только Христос, вместившийся в человеческое сердце для того, чтобы в любви это сердце созидать; чтобы человек, позна
Видеозапись сделана 1 октября 2023 года во время Божественной литургии в Свято-Троицком кафедральном соборе г. Екатеринбурга.
Автор: Константин Корепанов
Видеозапись: Андрей Серафимович
Текстовая запись: Елена Плотникова.
