25 декабря 2022 года. Беседа священника Константина Корепанова по слову 78 преподобного Исаака Сирина.
Посмотрите на себя внимательно, посмотрите на себя честно. Было такое в жизни, что у вас всё было: и здоровье, и деньги, и любовь людей, и даже милость Божья. И что вы подумали? Вы подумали, что вы непоколебимы, что вы лучшие и то, что это как-то связано с вашими достоинствами и качествами. И случилась беда: либо грех, либо болезнь (ваша или близкого), либо еще какое-то горюшко маленькое или горе большое. Может, потерянные деньги или потерянное здоровье, или и то, и другое. И всё это с людьми случается.
Вот буквально недавно человек один рассказывал. У него прямо в сознании начинает буря подниматься: «Ненавижу. Ненавижу всех. Как они меня достали. Лицемеры, негодяи. Все притворяются. Праведников корчат. Никому Христос не нужен. Ничего не делают!». Он от этих мыслей прям задыхался. И тут — согрешил. И вдруг люди вокруг все стали чудесные! «Какие все добрые. Как я вас всех люблю, родные мои люди. Здорово! Хочется всех обнять и радоваться. Какой чудесный мир! Какие чудесные люди! Какой чудесный Бог! Одна только сволочь на земле, только я всё порчу и гажу!»
И так человеку делается легко. Как будто кто-то нарыв этот гордостный проколол. И вся эта дурь вместе с грехом вышла. И чувствуешь себя вполне нормально. Пока снова этот гордостный нарыв не набухнет. Но с помощью совершенного греха Бог его прокалывает, и мы снова смиряемся. И говорим: «Да, да, всё хорошо, всё хорошо».
Не судите, не превозноситесь, не думайте о себе — и вы не согрешите. Зачем? У вас не будет никаких искушений.
Но мы-то ведь все грешные. Внутри у нас грех, и поэтому, когда мы живем в сытости, в довольстве и покое, в нас нарастает эта гордыня. И в отношении к Богу, и в отношении к людям. И чтобы эту гордыню проколоть и выпустить, чтобы гордыню исцелить (хотя бы просто не дать ей сделаться критически опасной для нас), Бог допускает нам искушение.
Когда мы чувствуем, что происходит некое состояние приобщения собственной немощи. Что происходит что-то не так, как мы хотим. И мы смиряемся благодаря божественной любви. Но самое неприятное в этой ситуации: это всего лишь паллиатив.
Почему в центрах паллиативной медицины ухаживают за людьми? Им что, онкологию вылечивают? Нет. За ними ухаживают, чтобы последствия болезни не были чрезмерно прогрессивными. Чтобы было не так ужасно больно, как на самом деле больно. Чтобы было не так одиноко, как на самом деле одиноко. Чтобы хоть как-то скрасить последние дни жизни. То есть такое лечение не исцелит рак, оно просто снимает самые острые проблемы, связанные с болезнью.
Это не исцеление, это всего лишь паллиатив. Поухаживай немножко за больным человеком. Пострадай немножко из-за больного ребенка. Помолишься, Бог тебя не услышит полтора дня, а потом снова услышит. Или стукнулись тебе в машину, придется раскошелиться на 100 тысяч рублей. Дверь у тебя подпалили, придется дверь менять. Или еще что-то.
Но это все скорби, которые показывают нам, как мы немощны, как мы ограничены, как мы одиноки, как мы несчастны. Но в итоге все это приведет к пониманию, как сильно и много и несоразмерно с нашей немощью и грехом, любит нас Бог. Вот и все. Это все только для того, чтобы мы совсем не сбрендили с ума от сознания собственной непогрешимости и гордыни.
Но что, если вы хотите исцелиться от гордости, что надо делать? Надо пройти через серьезные искушения, через большие трудности, даже великие трудности, в которых ваша немощь будет доведена просто до совершенной невозможной, непереносимой ничтожности. А сила греха и сила врага, а главное, гордыня, которая в вас живет, приобретет такую силу, что вы ужаснетесь перед лицом вашей гибели.
Но не каждому человеку Господь дает пережить подобное. Насколько Он хочет, чтобы гордыня была глубже поражена, настолько велики и долги скорби. Он не ставит перед нами такой задачи, зная, что мы не вынесем. В житии Силуана Афонского подчеркнута его невероятная физическая сила и стойкость, которая изначально была.
Не будь у него этой особой физической выносливости, он бы не вынес тех скорбей, которые на него свалились.
Каждый переживает скорби не потому, что он согрешил, а для того, чтобы как можно глубже поразить свою собственную гордость. Как только человек понимает это и наступает сам на хребет собственной гордости, так и уменьшаются скорби.
Но так работает у обычных, нормальных людей. Если Бог решил, что человек может больше, то скорби будут усиливаться.
Вот дальше об этом говорится так: “Если же душа в немощи, и нет у ней достаточных сил для великих искушений, а потому просит, чтобы не войти в них, и Бог послушает ее, то, наверное, знай – что в какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований. И как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования. Потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения”.
По-моему, тут всё совершенно просто. То есть, хочешь совершенно сокрушить гордыню — тогда приготовься к совершенно невыносимым искушениям. Но если ты не готов к ним, проси, и Бог помилует. Но помни и знай, что ты не можешь. И до конца победить свою гордость тебе не удастся. Но если в свою меру смиряться и сознавать себя гордым, можно избежать великих искушений.
Например, претерпел кто-нибудь пожар. Приходит домой, а всё сгорело. Только паспорт остался, и больше ничего в кармане не лежит. Тяжелое искушение, человек начинает мыкаться по квартирам. И в конце концов его мытарства приводят к тому, что он получает домик какой-то, или квартирку, или комнатку. Как-то ее обставляет на Божью и людскую милость. И начинает как-то жить в этой комнатке или скромной хибарке. И говорит: «Да, смирил меня Бог». И как-то спокойно к людям относится, ни с кем не ссорится, за всё Бога благодарит. Нормально, ничего страшного. Но стоит ему сказать где-то: «Я, знаете ли, такое страшное искушение пережил! И так смирился, что теперь я вообще гордыни не боюсь!».
Ты к смирению даже еще и не приступал. Ты великих и страшных скорбей не перенес. Сегодня у тебя в келью явится бес, всего лишь один. И ты его всего лишь увидишь. Увидишь настолько, насколько ты можешь увидеть его, чтобы не умереть со страху. Потому что если ты увидишь его так, как он есть, ты умрешь. Просто показать его тебе, и этого достаточно, чтобы навсегда наполниться этим ужасом. Или придет злой человек, бандит, который не боится людей, не стыдится Бога и просто будет тебя пугать. И ты сразу поймешь, что ты не смирился.
Помните, как в «Острове» старец Анатолий, когда закрыл задвижку и запечатал кочегарку свою, как испугался игумен. Но игумен был мудрый человек. Он понял всё. Он понял, что нет в нем никакой веры. Раз он так испугался из-за какого-то пустяка. Но ведь это показательно, какие там бесы, до них и дело не дойдет.
Мы боимся смерти, мы боимся страха. Мы боимся очень, очень многих вещей. И Бог может нам в это просто ткнуть и показать, что мы никакие не смиренные, Богу не доверяем и всего боимся. Никакие мы не рабы Христовы, а рабы греха и мира сего. Но Он же этого не делает. «Ты только смирись, насколько можешь. Не суди никого. Не превозносись ни перед кем. И не бей себя в грудь, будто ты святой. Будто ты смирился». И всё! Проживешь жизнь и умрешь в мире, и будешь радоваться Богу.
Но возникает искушение. Вот заболела у меня, например, дочка. Прям серьезная такая болезнь, и болеет, и болеет. А я всё молюсь, а Бог меня не слышит. Я молюсь, а Бог меня не слышит. Я начинаю роптать: «Почему, Бог, ты меня не слышишь?».
А ты кто такой? Ты кто такой? Ты что ради Бога сделал? Ты хоть одно слово его послушал? Почему же он тебя должен слушать? Ты хотя бы что-то одно сделал, о чем он тебя просил? Нет. Почему же ты требуешь, чтобы он исцелил? Ты что, чудотворец? Ты действительно веришь в то, что твоя молитва может что-то превозмочь? Что ты сделал ради того, чтобы стать рабом Христовым? Ничего. Ты ничего не хочешь и не можешь потерпеть. Он с тебя ничего и не требует. Просто сиди себе и терпи болезнь своей дочери. Или свою собственную болезнь. Или еще что-то. Сиди и терпи.
Но если ты начинаешь молиться и роптать, возникает вопрос: ты кем себя возомнил? Ты что, Серафим Саровский? Ты в пустыне 15 лет просидел? Ты от людей удалился? Ты с бесами сражался? Ты можешь что-то, хоть что-то, ради Христа, потерпеть? Нет? Так сиди и терпи эту малую скорбь. Не надо бить себя в грудь и жаловаться на то, что Бог тебя не слышит. Твой ропот показывает, что ты далеко не смиренный человек, а очень гордый. Не можешь потерпеть даже того, чего терпят многие-многие люди и далеко не верующие. Лучше сиди и терпи.
И вот эта мысль, она засвидетельствована здесь Исааком Сириным, должна быть основанием нашей, я бы сказал так, осторожности. На самом-то деле Бог не требует с тебя перенесения великих искушений. Но будь мудрым и знай, что никаких великих искушений ты не прошел и не пройдешь. Поэтому не претендуй на великие дарования, на великие утешения, на разрешение великих скорбей, на какие-то чудотворения или исцеления по твоей молитве. Этого всего не будет, потому что ты ничего не претерпел. Ничего. Если ты захочешь это претерпеть, тогда получишь и утешение.
Но претерпишь ли ты, не будучи смиренным? Это и есть разумная осторожность. Бог не хочет наводить на человека великие искушения. Он посылает их ровно столько, чтобы человек не гордился и не превозносился. Но при этом мы остаемся гордыми. Просто Он знает, что если дальше искоренять нашу гордыню, мы можем не вынести, впасть в отчаяние или в уныние, может произойти всё что угодно.
«Просто оставайся таким, какой ты есть. Пусть ты не искоренил полностью всю гордыню, и она иногда обнаруживает себя в греховных срывах, в тех каких-то высокоумных словах, которые ты говоришь, в каком-то пренебрежении людьми». Бог видит это и потихоньку тебя смиряет, но только потихоньку. Не считай себя великим. Ибо если ты будешь великим, тебе придется пройти великие искушения. Именно направленные на то, чтобы искоренить твою собственную гордыню.
И такая трезвость в отношении самого себя и есть плод перенесенных, пережитых, перетерпленных искушений. Когда человек понял, что он не великий. Невеликий великим никогда не будет. И человек не собирается им быть. Нет у него амбиции быть великим. Но он знает, что он гордый. И что если Бог захочет ему показать его гордыню, Бог легко это сделает. И человек знает, что он слабый. Если Бог захочет показать его немощь, он легко это сделает. И человек знает, что он грешный. И ни одного искушения, если Бог оставит его наедине с этим искушением, он не вынесет. И он знает, что Бог его любит таким, какой он есть. И покрывает его милостью и не хочет, чтобы человек страдал. Достаточно того, чтобы человек благодарил Бога за снисхождение к его немощи и никогда бы ни над кем не превозносился.
Только наш неосторожный язык, надменность нашего сердца, наши неумные и неосторожные высказывания в отношении близких показывают, что мы много о себе мним. И тогда Бог наводит на нас искушение. Не страшные и великие. Нет. Так, немножко.
Помните ситуацию с Паисием Святогорцем? Пришла к нему одна молодая женщина и говорит:
– У меня мама раком болеет, не могли бы вы исцелить ее?
Старец Паисий говорит:
– Да исцелю, ладно, только ты согласись поболеть немножко раком вместо мамы. Ну немножко, не умрешь, просто поболеешь, и всё вылечится, всё пройдет. Остальное я на себя возьму, а ты вот чуть-чуть совсем.
– Нет, я так не согласна!
– Как же, – говорит, – ты маму-то хочешь исцелить, если ты ничего за нее потерпеть, пострадать-то не хочешь?
Вот такая простая вещь. То есть, нужно знать, что многое мы не вынесем. Ну и не надо говорить тогда ничего другим. Не осуждать, не превозноситься. Этого достаточно, чтобы дальше сохраниться.
А когда придет последний день нашей жизни, перед лицом смерти, этого страха и ужаса, мы расстанемся с миром, понимая, что мы к нему никогда не вернемся. Мы переживем эти страхи и смиримся настолько, насколько вообще способны смириться. И Бог утешит нас своим присутствием, но даже в этот момент Он даст нам понять, что это не вся бездна искушений, которая могла бы быть на нас обрушена.
Это не самая глубокая степень смирения, но и не самое утешительное количество благодати. Ровно столько, сколько достаточно. Но это утешает нас, потому что это утешение свидетельствует нам о том, что мы спасены.
Вы понимаете в чем суть? То есть, мы должны просто познать сами себя. Просто узнать, что мы ужасны. Ужасные. Мы в своей гордыне страшные. Если Бог нас оставит, это такая непереносимая гордыня, что мы сами себя сожрем заживо, только бы никому не было хорошо. Как унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла. Это все есть в нас.
Но есть еще и Благодать и милость Божия, которая нас покрывает и не ставит нас наедине не только с собой, не только с бесами, какие они есть на самом деле, но даже с нашей собственной мерзостью. Потому что, увидев себя хоть раз таким, какой он есть, человек может не вынести. Он просто сойдет с ума от отчаяния, понимая, что он такой не может быть спасен. Но он может быть спасен. Только не надо провоцировать Бога никогда.
Мы спасаемся не тем, что становимся хорошими. Мы спасаемся тем, что Он нас любит. Его благодатью, Его милостью, Его щедростью. Его щедрость, она состоит в том числе, что мы не всегда видим себя такими, какими мы на самом деле есть. И это надо тоже принять как милость и снисхождение Божие.
Я знаю людей, которые просили у Бога показать им свои грехи. И Бог показывал. Вынести это человек не может. Ни один человек не может. Жизнь останавливается и парализуется. И когда она останавливается и парализуется, мы понимаем, что на самом деле мы ничего не хотим. Ни Бога никакого. Ничего не хотим. Когда просто нам показывают себя, какими мы есть – у нас полное, совершенное отчаяние. И тогда мы понимаем, что если еще одну секунду, мгновение продлится это состояние, мы отвернемся от Бога, потому что мы горды. И принять в этом состоянии Его любую волю, не только милость, а просто Его волю, мы не в состоянии. Мы бесконечно, в самой глубине своей отравлены гордостью. Это страшно.
Но всё уравновешивается. Как сказано было помянутому здесь нами Силуану Афонскому: «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». Некоторым, таким как он, видение своего греха было дано на протяжении многих лет. Что на самом деле все мы, каждый из нас, достоин только одного — ада. Это то, что нам по заслугам, по правде принадлежит. Это то, что действительно наше. Но при этом Бог все равно нас любит. И не только хочет, но и может нас спасти. Только надо держаться за эту мысль и не отчаиваться. Любовь Божия сильнее нашей гордыни, сильнее нашей неправды, сильнее всего нашего греха и всего нашего противления. И эта не отчаянность в собственном спасении при сознании собственной погибели — это есть дар великих святых. Нам, если мы попросим Бога, может это на секундочку открыться. Но только на секундочку, ну на две. Потому что если сделать больше, наше естество не выдержит. Мы не Силуан Афонский.
И вот меня как раз возмущает, даже не возмущает, я никак не могу найти это слово, чтобы нормально обозначить то чувство, которое меня настолько поражает. Как люди могут мерить себя великими святыми? Как будто они не понимают, что на самом деле вопрос не в том, сколько я молюсь, как Серафим Саровский, 20 часов, например. Или сколько поклонов кладу: тысячу. Или на камне простоял. Это же всё неважно. Мы не в состоянии выдержать того, что выдержали они на протяжении всей своей жизни. Не в состоянии. От нас никто этого и не требует. Нам просто требуется почтить подвиг святого старца: Силуана или Серафима, или Иоанна Крестьянкина, или Иоанна Кронштадтского. Просто почтить. Просто не пиши про них гадости и не говори: «Да я тоже так могу». Не можешь. Не можешь.
Записала Мария Ярошенко
